Двадцать встреч. Двадцать месяцев счастья. Разделённые чёрной работой у Хубала и учением у него же. Хубал был жесток. За каждую ошибку он бил Бальзамира бамбуковой палкой с металлическими кольцами на концах. Хотя и стоит отдать должное, ошибался Бальзамир редко. Зелья выходили у него не хуже, чем у самого Хубала, да и мёртвых оживлять оказалось несложно. Одиночество тоже мало тяготило, за одним, понятным, исключением. Его злило, что Хубал учил его только тому, что было необходимо самому магу. О лечении Самиры с Хубалом вообще говорить не стоило, если конечно не соскучился по окованному бамбуку. За день до отъезда Хубал обычно давал указания, что делать с Самирой. Как правило одни и те же.
Но даже реки когда-то пересыхают, десять лет пролетели.
И как-то утром Хубал сказал :
– Ты свободен! Можешь идти на все четыре стороны.
И вышел из лаборатории. И всё. Все проводы. Даже обидно как-то, по-человечески. Хоть бы «спасибо» сказал за десять лет работы на него.
Бальзамир вернулся домой. К Самире. И дальше жизнь пошла по накатанной. Они поженились.
Самира занялась бытом, а Зяма стал зарабатывать, как умел. Но поскольку магия его была весьма специфической, клиентов было не много. Благо труд магов оплачивался очень достойно, и с трёх, четырёх заказов в год можно было, пусть и скромно, но кормить семью.
И ещё ему пришлось дать Самире обещание, что больше никакой магии в их жизни не будет. Совсем. Она была против даже излюбленной процедуры всех женщин- «Омоложения кожи».
Зяме казалось это нелогичным. Зачем отказываться от того, что тебе доступно. Не раз и не два пытался он завести этот разговор, пока однажды Самира не усадила его мягко, она вообще была мягкой и плавной, напротив себя и, взяв его руку в свою, не произнесла:
– Пойми, Зямочка, мне не нужно всё это! У этой магии всегда есть обратная сторона. Если я не стану омолаживаться, ты разлюбишь меня?
– Нет конечно! – она положила палец ему на губы.
– А если я омоложусь, ты станешь любить меня по-другому? – Нет! – Тогда зачем? Для зависти подруг? Зависть у них появится, это правда. Но потом у меня исчезнут подруги. Любимый, я очень ценю то, что ты сделал для моего выживания, но выживание и жизнь- разные вещи. Позволь мне прожить мою человеческую жизнь, как я её себе вижу.
– Но….
– Молчи. Я понимаю, что ты зарабатываешь этим. Это необходимость. Но прошу тебя, чтобы в наш дом это не проникало. Сделай себе лабораторию где-нибудь, ходи туда как прочие люди ходят на работу, и приходи в наш дом, оставив работу за порогом. Обещай мне это, и я обещаю тебе, что всё то время, что мне отведено, я посвящу тебе!
Вы бы не согласились? Вот и Бальзамир согласился. Сто раз себя потом корил за это, но поперёк характера Самиры идти не хотел. Она никогда не говорила сгоряча, всегда обдуманно, но если приняла решение- сдвинуть её было невозможно. Может в том числе за это он её и любил.
И когда она умирала, в возрасте восьмидесяти восьми лет, тоже любил. Он понял тогда, что жить без неё не сможет. А ещё понял, что теперь магия не вмешается в их жизнь, только в смерть.
Он решил опробовать своё новое изобретение – «возвращение к жизни». Он много лет пытался понять, почему поднятые мертвецы остаются мёртвыми телом. Почему они двигаясь и мысля, продолжают разлагаться и хватает их на пару-тройку месяцев. И предположил, что неверные действия дают неверный результат. Нужно оживлять не плоть, а душу. Ту искорку, которая отделяет живое от неживого.
