О’кей, Игрек! - страница 20

К хорошему быстро привыкаешь. Вот и к 1980-м годам достижения и достоинства СССР для его жителей стали настолько обыденными, привычными и незыблемыми, что основная масса населения их в упор не замечала – но зато даже мелкие недостатки советского строя все критиковали громко и дружно. Одновременно с этим на разных уровнях (от домашних посиделок и до государственного кинематографа) шло восхваление и идеализация забугорного образа жизни. На этом фоне Запад, который давно уже был для определенной прослойки образцом для подражания, к средине 1990-х стал практически непогрешимым идеалом.

С приходом Горбачева пресса наполняется валом разоблачительных статей об ошибках советской власти, откровениями диссидентов, воспоминаниями узников совести и ГУЛАГа. Массово издаются ранее запрещенные произведения и мемуары. Эфир наполняется хрустом французской булки. Писать и говорить что-то позитивное об истории и жизни в СССР в журналистской, артистической, окололитературной и прочей считающей себя VIP тусовке становится моветоном, а позиционировать себя патриотом (или хотя бы реалистом, объективно оценивающим прошлое и настоящее) – немодно и даже небезопасно. Ощущение свободы, возникшее в перестроечные годы, когда все запретное в одночасье становилось дозволенным, приводило народ, а особенно молодежь-Иксов (будущих родителей Игреков и Зет), в состояние непреходящей эйфории и ожидания свободы. О’кей, Икс!

В союзных и автономных республиках, национально-территориальных округах начинают активизироваться националистические настроения и создаются радикальные, экстремистские и религиозные организации. Начинается постепенное вытеснение русских из среднеазиатских регионов, ущемление в правах и объявление «не гражданами» в прибалтийских республиках.

В конце 1980-х к власти практически на всех уровнях приходят «активные посредственности». Начинается идеологическое и культурное одичание [228].

Детство Y прошло под громкий антисоветизм, яростные обличения – «В совке все плохо!» и сладкие обещания – «Еще чуть-чуть, и мы заживем, как у них!» Это 24/7 неслось из каждого утюга и не прошло бесследно: для многих стало априори непререкаемой истиной и жизненной ценностью. А пикантные подробности публично-личной жизни богемы, заполонившие медийное пространство, – жизненным примером и ориентиром.

1987 г. Первые конкурсы красоты – от «Московской красавицы» до «Мисс СМУ № 27». Восход «фанерных звезд нашей эстрады» [226].

1989 г. Весь Союз жалел рабыню Изауру, крутил головами вместе с Кашпировским и заряжал Чумаком воду и крЭмы перед телевизором, прикладывая к больным местам газеты с фотографией целительницы Ефросиньи [313]. Удивительно, но это коснулось очень многих – даже кандидатов каких-то наук! Эти примеры постоянно звучат в спорах о качестве/ужасах советского образования. Но напомню, что во все эпохи, и особенно в периоды нестабильности, у людей неистребима иррациональная тяга к чему-то мистическому, необъяснимому и таинственному в обход науки и рационального мышления. Это не связано с недостатком или избытком образования – это свойство человеческой натуры, которое особенно ярко проявляется в тревожные времена. Вспомните, сколько слухов, пугалок, конспирологических теорий и мнений породили пандемия и вакцинация.

Потеря жизненного ориентира, крах СССР и единой государственной идеологии привели к всплеску суеверий и мракобесия. Невесть откуда появились орды ведуний, потомственных ведьм и белых колдунов. Телевидение наводнили «документальные» передачи про НЛО, домовых и полтергейст. Расцвели языческие культы и всевозможные братства и секты, а словосочетание «бог Кузя» [18] не вызывало ни улыбки, ни когнитивного диссонанса. Может, в этом кроется причина «наследственной» любви Игреков к неофициальным мнениям, эксклюзивно-альтернативным точкам зрения и всякого рода блогерам-экспертам?