О культуре и не только - страница 50

Просто, как все гениальное. Эффект Шницель-Птуцера, усиленный законом Кранца-Ничиханца. Лично я предлагаю не скромничать: чего там одинокий «Егор»? Даешь серию! «Толя», например, – про Сердюкова. Или нет, «Толя» – про Чубайса. А вот «Толик и Женечка» – это уж мальчик с девочкой дружил. Повесть о пятой любви. Пионеры-герои на новый лад.

Ниша школьной литературы зияет. На безрыбье ее оккупировал дуэт белорусских авторов – Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак. В их весьма странной повести «Я хочу в школу!» мне попалось изуверски невинное, на голубом глазу упоминание шкалы эмоциональных тонов Рона Хаббарда. С предложением всем, кто заинтересовался, выяснить подробности в интернете.

Еще раз: на полках российских магазинов в открытом доступе лежит книга, привлекающая внимание ребенка к саентологии. Более того, «Я хочу в школу!» отмечена наградами и дипломами престижных литературных конкурсов. Вот почему мне казалось важным взять слово на собрании в РУДН. Ведь с 2014-го начнут вручаться президентские премии за лучшие произведения для детей и юношества. Там тоже возникнет совет. И в него опять войдут милые, добрые, абсолютно не бдительные эксперты. Вообще – конкурсами и премиями вопрос детской литературы не решается. В этой области необходима продуманная госполитика.

Драгунский и Носов сочиняли для большинства. С их голоса запели миллионы и поют до сих пор. Недаром самая дикая критика Драгунского раздается из либерального лагеря, где вроде бы процветает столь не похожий на своего тезку Денис Викторович. Именно на либеральном берегу Дениску Кораблева пытались даже (где это видано, где это слыхано?) разложить на фрейдистские элементы, – как учительница географии анализировала со своей колокольни отрывок из поэмы «Полтава»… Этим людям Дениска глубоко чужд. Ибо он живой и светится.

До сих пор – когда трудно, больно или просто взгрустнулось – я снимаю с полки книжку Драгунского. Там вечно растет и никогда не вырастает любимый герой моего детства. Он весит двадцать четыре кило пятьсот граммов и, говоря откровенно, вылитый Кащей. Готов часами слушать про Сингапур и отважно забрасывает храпящего дядю яйцами всмятку. Он умеет плакать, сочиняет собственные – бескровные – версии известных сказок и не может тренировать силу удара на старом плюшевом мишке. У него есть приятель, с которым они вместе – как истинные небесные близнецы – поют по телефону дуэтом «На пыльных тропинках далеких планет»…

Вопреки всему он верит, что на Садовой большое движение, и сам обманывает только в крайних случаях, причем эти крайние случаи заканчиваются крупными неприятностями – с горячей кашей на чужой шляпе. Поскольку Денискина мама воспитывает сына на евангельской истине: «Тайное всегда становится явным».

Он смешивает коллекционный мускат с жигулевским пивом, вспоминает девочку на шаре, любит запах неба и махорочки и когда поют колеса – тра-та-та. Истопник дядя Павел ему гораздо ближе, чем Разговаривающая Ветчина. Он вообще – поймите меня правильно – очень русский пацаненок, этот Дениска. Такой же, как Женя Табаков, семилетний герой из Ногинска, который погиб, спасая от вломившегося в квартиру выродка старшую сестру…

Во времена нашего детства жизнь обходилась с этими пацанятами мягче. Но если поколению Жени и без того нелегко, разве можно лишать их великого подспорья – хорошей книги?