Я уже чувствовал, как шевелятся мелкие волоски на руках и спине. Видел, как меняет цвет окружающий воздух, но не двигался и не думал. Моё действие или бездействие будет следствием первого хода того, что́ контролирует сейчас бедного подростка. Сегодня белыми играет оно.
Мальчик распрямился, будто согнутая и внезапно отпущенная ветка. Дверь, подобно театральному занавесу, раскрылась. В просторном коридоре, заполненном красным свечением, стоял мальчик в маске. Если бы я оказался на берегу Стикса перед лицом Харона или без скафандра на Марсе, думаю, что ощущения были бы примерно одинаковыми. Воздействие осуществляло не столько видимое, сколько присутствующее и невидимое. Если вы хоть раз входили в воду Мёртвого моря, никогда не забудете изумления мозга, видящего воду, но чувствующего масло. Ровно так же мой включившийся разум вопил, что маска, и мальчик, и шкафы, и вешалка для одежды – всего лишь видимость, скрывающая суть. Что пока я не определю, с чем именно имею дело, мои усилия – пустая трата энергии.
От меня требовалась импровизация. Многое, очень многое зависело от моего ответного хода.
Я уже рассмотрел маску. Это был сгусток плотной энергии, принявший форму древнегреческой театральной маски. Миндалевидные разрезы глаз и тонкая ротовая щель. Маска была приглушённо-стального цвета. Казалось, что она не отлита, а выкована из очень тяжёлого и неподатливого металла; на поверхности маски ясно просматривались вмятины от молотка.
Я поздоровался, дважды назвав имя мальчика. Сначала вопросительно, а после «здравствуй» – ещё раз. «Извини, что без приглашения». В глубине глазных прорезей увидел движение зрачков. Очень глухой голос ответил: «Ничего, проходи. Ты знаешь правило?». Я ответил: «Правил много. О каком ты говоришь?» Под маской хмыкнули: «Вход – рубль, выход – два».
Мальчик сделал приглашающий жест в сторону кухни. Отодвинулся к стене, как бы открывая дорогу. Но нет, я не сделаю такой ошибки! Иди вперёд, я за тобой. Двинувшись по коридору и не поворачивая головы, подросток спросил: «Зачем ты приехал?»…
Всё закончилось через час – последний кусок растрескавшейся маски отвалился от лица и растворился в воздухе. Ещё час мальчик рыдал, уткнувшись в моё плечо. Я гладил его голову и повторял: «Всё, теперь всё закончилось. Не бойся! Ты молодец! Ты всё забудешь». Он так и уснул стоя. Я перенёс его в комнату. Вернулся на кухню, открыл форточку. Прочитал молитву. Уходя, захлопнул дверь с автоматическим замком.
В машине долго не включал двигатель. Мне хотелось замёрзнуть. Я совсем не чувствовал тела. Наконец озноб вернул меня в реальность.
Ну кто же ездит по Москве вечером? С равным результатом можно встать на обочину и наблюдать, как десятки тысяч таких же, как ты, неудачников пытаются вырваться за кольцевую дорогу, к свежему воздуху. Я провёл в пробке примерно полтора часа и вдруг почувствовал, что сильно вспотел. Это было странно: на мне были деловой костюм и лёгкое пальто, в автомобиле – комфортная температура, но я ощущал, что с каждой минутой моя рубашка набухает от влаги. Так бывает, когда после долгого сидения в сауне ты по инерции потеешь, завернувшись в махровую простыню. Я остановил машину, снял пальто. Пытаясь перебросить его на заднее сиденье, высоко поднял руку. Рукав пиджака задрался, и я увидел, что манжета моей белой рубашки, как операционная салфетка, пропитана кровью. Сообразив, что ощущал влагу по всему телу, лихорадочно расстегнул пуговицы рубашки. Сквозь поры кожи на груди и руках, везде в верхней части тела проступали капельки крови.
