О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007 - страница 56



Настоящая богема: Ю. Погребничко, Л. Рошкован «Фандо и Лис» – М. Цховреба, возвращение С. Качанова («Фандо»).

* * *

Впечатление от студентов К. Гинкаса и С. Голомазова:

Агрессивность перестает быть модной. Без комплексов и заморочек. Никаких разборок с предыдущими поколениями.

Остроумие в «Моцарте и Сальери» Голомазова.

Мало проявлений индивидуализма.

Мало хороших актерских работ.

* * *

Если бы премии раздавала я, их бы получили:

Евгения Симонова. Главная роль в спектакле «Три высокие женщины» (режиссер С. Голомазов); по-моему, это шикарная актерская работа, к тому же – абсолютно неожиданная именно для Симоновой; пожалуй, это лучшая женская работа сезона;

Валерий Баринов. Главная роль в спектакле «Скрипка Ротшильда» (режиссер К. Гинкас); мощный артист, самое впечатляющее в спектакле – зоны его молчания и смена выражений лица; такой подробной психологической работы я давно не видела;

Сергей Бархин в «Скрипке» в высшей степени изобретателен и мудр;

Если награждать актеров по совокупности заслуг, то я бы предложила Б. Плотникова, который последовательный мхатовец, по сути, и даже в не слишком удачных спектаклях (не только мхатовских) выглядит очень серьезным и глубоким актером психологической школы. А Фонд вроде бы именно в таких заинтересован? Даром что юбилей. «Количество» работ: «Дядя Ваня», чтение «Отцов и детей», сериал о жизни Достоевского. Это уровень и мода, за которую я бы голосовала.

* * *

Многие наши спектакли сегодня – по существу, те же «домашние радости», театральная попса. Но, торопливо возведенные в ранг событий, они только нивелируют отношение к режиссеру как к создателю собственного художественного языка, а к режиссуре как штучной профессии. Наша «новая режиссура», защищаясь постмодернизмом как стилем, понимает его крайне примитивно и превращает в банальность все, к чему ни притронется. Эпигонами своих эпигонов нам скоро покажутся все театральные фигуры. И В. Мейерхольд, и Е. Вахтангов, и А. Эфрос, и Ю. Любимов, и Э. Някрошюс, и А. Васильев… Не удивлюсь, если при нашем невежестве, возведенном в принцип, кто-то из молодых критиков, задним числом ознакомившись с фильмом М. Захарова «Тот самый Мюнхгаузен» (ставшим когда-то действительно открытием), воскликнет: «Глядите, а финал-то у Чусовой спер!».

Изобрести абсолютно новый стиль в искусстве дано не каждому. Поэтому крали всегда и почти все. Но есть кража и кража. Предлагаю различать их самым утилитарным образом. Если режиссер органично осваивает, переосмысляет стили и манеры предыдущих коллег, если его не хочется поймать за руку, – это нормально. Если чужие приемы, как перья из подушки, торчат из ткани спектакля в разные стороны и воспринимаются набором модных аксессуаров, это и есть кража. Кража – это когда чужие приемы так и остаются чужими. Не приживаются, не вживляются в новую ткань, не формируют свой театральный язык.

Я не против того, чтобы каждые 10 лет, а то и чаще, переворачивать театральную традицию с ног на голову. Сено надо ворошить, иначе оно сопреет. Давно пора это сделать, хотя бы потому, что театральная земля уже лет двадцать не родит шедевров. В конце концов, поступательное движение театра всегда и основывалось на таком «переворачивании». Что делали Мейерхольд и Вахтангов? «Ворошили» систему своего учителя Станиславского. Что делал «Современник»? Что делали Любимов и Эфрос? А. Васильев? Только один вопрос-ради чего «ворошить»? В случае с Н. Чусовой я понимаю, что режиссер интуитивно ощущает: время требует перемен – смены тона, разговора, эстетики, актерской игры. Однако придать «старине» «товарный вид» – для перемен этого мало. «Товар» не купят приверженцы «старины» – потому что в старине было больше художественного и личностного смысла. Но, подозреваю, и настоящим любителям новизны «товар» покажется неоригинальным по той же причине – отсутствие большого художественного и личностного смысла.