О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки - страница 51



. Голицын просил императора, в силу оказанной Петровым в 1847 г. «услуги» по раскрытию Кирилло-Мефодиевского общества, о смягчении наказания по статье.

Полтора года просидел Петров в секретном доме Алексеевского равелина Петропавловской крепости, а затем был определен на службу в Олонец столоначальником в уездном суде, а вскоре перемещен в Петрозаводский уездный суд заседателем. В 1855 г. начальник Олонецкой губернии В.Н. Муравьев ходатайствовал о зачислении Петрова к себе чиновником особых поручений и запрашивал III Отделение о причине его ареста и заключения. III Отделение ответило на ходатайство губернатора следующим письмом: «Обстоятельства дела, по которому он был заключен в Петербургскую крепость, известны Государю Императору, но в формулярном списке Петрова объяснены быть не могут, что же касается производства его в следующие чины, то означенное дело и содержание его в крепости не должны быть к тому препятствием»[190]. Петров провел в Олонецкой губернии семь лет и после снятия надзора уехал на родину в Старо дуб. Приехав однажды по делам службы в Петербург, он случайно столкнулся со старым приятелем П.К. Меньковым и на вопрос последнего о причинах ареста и ссылки, ответил что и сам того не ведает.

Вопрос о виновности Петрова в деле написания анонимного письма останется, очевидно, никогда не решенным. Все вещественные доказательства по этому делу, как ни странно, были выделены в макулатуру и уничтожены уже в советское время в 1940 г. при систематизации документов секретного архива III Отделения[191]. Никаких прямых улик против Петрова в деле нет, и только иногда при чтении строк свидетельских показаний, допросов, объяснительных записок вдруг закрадывается сомнение – а не была ли вся эта история типичной провокацией со стороны чиновников III Отделения, которые всеми путями старались избавиться от доносчика в своем учреждении. Недаром, общее мнение всех чиновников «лазоревого» ведомства о Петрове было так красноречиво выражено в докладной записке М.М. Попова, непосредственного начальника обвиняемого: «Свойства его самого (т. е. Петрова – М.С.) не вселяют к нему доверия…Петров, в 1847 г. донесший о существовании в Киеве Украйно-Славянского общества, основал этот донос на разговорах, подслушанных им в замочную скважину, потом при очных ставках в Петербурге с жестокостью уличал обвиняемых им, в том числе бывшего наставника своего, адъюнкт-профессора Костомарова. Хотя донести о государственном преступлении против кого-то ни было есть обязанность каждого подданного, но человек, подслушивающий в скважину замка и без всякого уважения уличающий своего наставника, которому он был обязан многим, показывает уже, что Петров, по крайней мере, не обладает высоким духом, тем более что он, как из результатов дела видно было, многое увеличил в своем доносе»[192]. А уж как устроить грамотную провокацию чиновники III Отделения знали хорошо. Кстати сказать, долгое время А.М. Петров получал из III Отделения денежные единовременные пособия и никогда не встречал препятствий к получению заслуженных должностей на новых местах службы.

Взлеты и падения сыщика Филиппеуса[193]

Представим читателю нашего героя: Константин Федорович Филиппеус. Родился в 1834 году, лютеранин, потомственный дворянин Великого княжества Финляндского, за семнадцать лет дослужился до чина коллежского советника