– Не очень удачное дело, – вспомнил я. – Не размотали до конца клубок, взяли не всех и не главных.
– А вот я теперь об этом думаю чуточку иначе, – возразил Борзов. – Среди обнаруженных тогда нами документов имеется небольшая записка от руки. Писали ее, надо полагать, в спешке, на обрывке квитанции по приемке зерна от колхозов. Комиссар, недавно просматривавший документы, знал на память содержание перехваченной депеши: «Переселенец предупредил: за дочерью установлена слежка». Мы тогда так и не выяснили, кто такой Переселенец, розентальцы о своем резиденте ничего конкретного не знали. Но он или его агент использовал для записки квитанцию конторы «Заготзерно», где работал Кубченко, которому и была адресована записка. Ее принес парикмахер Пряхин, утверждавший позднее, что записку бросили в открытую форточку и постучали. «Кто принес?» – «Видел лишь со спины. Сутулится, а ноги кренделем, и шаркает». Все поведение парикмахера Пряхина во время процесса натолкнуло нас на мысль оставить этого человека на свободе в надежде, что Переселенец вновь выйдет на него.
– А что с участниками? – поинтересовался Белоконь.
– Кубченко, работавший в конторе «Заготзерно», так-таки угодил в тюрьму. Получил пять лет за воровство. Сейчас просится на фронт. Я подумываю: не удовлетворить ли его просьбу? Этапировать в Ростов, отпустить домой, пусть явится в военкомат. Поболтается недельки две. Может, на кого-то наведет или кто-то им заинтересуется.
Я хорошо помнил и Кубченко, и Пряхина. Кубченко – из породы воришек. Он как-то хвастался приятелю: «Если я не принесу домой хотя бы пару килограммов пшенички, то считаю такой день напрасно прожитым». Нам надо было как-то отделить Кубченко от остальных розентальцев, и мы посоветовали местной прокуратуре взять на проверку работу конторы «Заготзерно». Они там обнаружили большие злоупотребления. Пряхин – человек иного склада. На семнадцать лет старше Кубченко. У него были, как он сам говорил, «идейные расхождения с Советской властью на почве отношения к религии». Бывший поп считал, что без бога Россия не проживет. В розентальской группе его роль была минимальной, он предоставил Архипу Кубченко и его любовнице свою квартиру. Пряхина из общего дела выводил я.
– Где сейчас второй поднадзорный?
– Пряхин был на Юго-Западном фронте. Ушел добровольцем, хотя возраст и не призывной, – пояснил Андрей Павлович. – Воюет неплохо, и речи ведет вполне патриотические.
– Надо помочь ему вернуться в родные места. Конечно, не одному, а с кем-то из ваших.
Борзов прищурился – признак доброго настроения. Карие глаза весело заблестели, сузились.
– Мы над этим уже потрудились. Бывшего служителя культа в свое время определили ординарцем к командиру, который перед войною окончил наше училище. Пряхин к нему привязался. Во время боев на Днепре Истомина контузило. Сейчас он в госпитале. Пряхин – при нем сиделкой.
– Но розентальцы вместе с невыявленным Переселенцем, – размышлял Вячеслав Ильич, – проживали в Ростовской области. Дубову предстоит работать в Донбассе.
– Область – понятие чисто административное, – пояснил комиссар. – В документах гитлеровского военно-полевого штаба нет такого термина «область», они берут шире: край, промышленный юг. Я убежден, что надо использовать группу Переселенца. Допустим, что он сам обитает в районе Ростова, но на севере Донбасса у него, судя по всему, есть своя агентура. Ее выявлением и будет заниматься группа Дубова. А группа подполковника Яковлева уже выехала в Ростов. Где-то в том районе появился кочующий передатчик. Работает на разных волнах, в разное время, из разных мест.
