– Она не капризничала? – спросила женщина.
– Она замечательная.
– Вы какой чай будете… Простите, не помню имя доброго соседа, жрущего за мой счёт.
– Маус. Подлый объедала Маус. Чай буду зелёный, некрепкий и с двумя ложками сахара. А вы?
– Я буду коньяк.
Она сердито насадила дохлую дольку лимона на край стакана и пила маленькими глотками. Некоторое время они пытались зацепить какую-нибудь отвлечённую тему, потом Маус смотрел, как женщина, ища пальцами одной руки потерянную мелочёвку в карманах, выключает другой рукой верещащий чайник.
И только потом понял, что все его мысли старательно, изо всех сил глушат.
Телевизор визуально казался в разы больше, чем был на самом деле. Тяжело опёршись на холодильник, он транслировал какой-то российский музыкальный канал.
– От чего вы пытаетесь меня отвлечь? – Маус ткнул в телевизор указательным пальцем.
– От тупых вопросов? – спросила женщина.
– Тогда не получится.
Женщина вытащила сигарету и подлила ещё чаю. Маус засуетился, вынимая из кармана шорт зажигалку, но её взгляд положил его руку обратно на стол, к чашке с зелёным слоником.
Он несколько раз вздохнул и всё же вытащил зажигалку. Закурил.
– А чья кровать в той комнате?
– Действительно, без вопросов не получится. Вам правда это интересно?
– Да.
– Вы отвратительный.
– С чего вдруг?
– Очень просто: для меня всё ненормальное – отвратительно. А нормальные соседи домогаются, визжат или вызывают полицию. В крайнем случае они призывают вступить в сообщество очередных идолопоклонников. А вы! Пьёте чай и, видите ли, интересуетесь, чем я, нахрен, живу. Ну не дерьмо ли чистой воды?
– Для визгов у меня голос неподходящий. В Бога я не верю, в полицию тоже, а чтобы домогаться, нужно прочно стоять… – Маус сделал грозную паузу. – На ногах.
– Мне вас вовсе не жаль, кстати говоря.
– Мне себя тоже… – задумался на полуфразе Маус и покрепче затянулся. Какую-то мысль хотел для этой сигареты оставить. Какую?
Значит, вечером придётся обязательно вспомнить.
– Это кровать такого же отвратительного человека, как вы… Маус.
– Мне… нужно вам соболезновать?
– Соболезнуйте ему. И всем тем необычным, артистичным, творческим и романтичным, что вились вокруг него.
Он хотел сказать что-то деловое и саркастичное, в стиле допросов в «Твин Пиксе», но она продолжила сама, некоторые слова жуя зубами, сжимавшими сигаретный фильтр.
– Вы меня не поймёте. Он студент, и я студент: вместе мы – почти здоровая ячейка общества. Он рисует, я готовлю тирамису на остатки зарплаты. В квартире воняет пастелью, – рассказывала женщина. – Потом родилась Лина… Вы знаете, в честь кого названа моя дочь? В честь Дэвида Линча. Он прокрался в паспортный отдел и всё изменил, сука… На нём ещё была рубашка, как у этих усатых художников в детских книжках. Которые я одна покупала для дочери вместе с питанием, лекарствами и этой чёртовой ванночкой, которая свалилась с девятого этажа. А он рисовал. Проводил время. Вдохновлялся дочерью. В общем… он ушёл сам. Я только дала понять, что ему здесь не место.
Маус украдкой потушил сигарету об облупленную плиту. Дым окружал женщину, как в бездарных триллерах, пахло серединой летнего дня.
«Зачем вы с ним так? А как же дочь… Она же должна понять, что такое счастье!» – обязательно сказал бы он.
Но сколько людей уже ей это сказали? Сразу, понимая суть ситуаций и людей из этой истории.
Маус не хотел переворачивать то, что в него самого вдалбливали… Но, может быть, некоторые пары имеют право на несчастье?
