Несколько минут его неподвижная голова возвышалась над водой. Глаза привыкали к темноте. Плотная, звенящая тишина царила в этой части подземного завода. Из ворот, оставшихся за спиной, по каналу распространялся рассеянный лунный свет. Из мрака мертвого мира проявлялась рукотворная река, уходящая в глубь горы – на ней никогда не было течения. Проржавевшие стальные поручни над головой, за ними узкая площадка, тянущаяся вдоль левого берега. Над головой, на высоте примерно десяти метров, – полукруглый свод, уходящий в бесконечность. Ржавые изогнутые трубы на потолке – до них не дотянулись мародеры. Тяжелый запах – ржавчины, плесени, тины. На правом берегу – протяженный причал с выломанным, вздыбленным, покореженным настилом. В далекие времена здесь делали первую остановку управляемые швартовочными командами субмарины. Обученные специалисты выгружали вооружение лодки на специальные тележки и по проложенным рельсам увозили в примыкающие коридоры-паттерны – в оружейную штольню, расположенную справа от канала. Ядерные же боеголовки увозились в арсенальную штольню, находящуюся слева. Можно представить, какими мерами предосторожности это сопровождалось. На тележках не было никаких двигателей, их катали только вручную, изготовляли из специального сплава, покрывали листами алюминия, чтобы исключить даже теоретическую возможность появления искры. Ободья колес, соприкасающихся с рельсами, вытачивали из мягкой латуни… Глеб всматривался в темноту до рези в глазах. Если в этом тоннеле присутствовали живые существа, то они толково прятались. Однако чутье подсказывало, что именно сейчас в данной части завода нет ни одной живой души. Из рябящей мглы за поручнями вырисовывались провалы паттерн, уходящие в недра арсенальной штольни. Напротив – через застывшие воды – проявлялись аналогичные норы – проходы к оружейной штольне, к минно-торпедной части, к хранилищам огромных, объемом до трех тысяч кубических метров емкостей с дизельным топливом.
Он сделал знак под водой, и через пару мгновений всплыли две черные головы в устрашающих масках подводника и с закушенными загубниками легочных аппаратов, которые вместе с масками тут же отъехали в сторону.
– Ни хуа-хуа, товарищ майор… – простодушно озвучил свое видение ситуации Борис Караванов – молодой парнишка с «максималистской» кашей в голове, реакцией мухи и гибкостью пантеры. – Так вот ты какая – неведомая фигня… Лидок, чего толкаешься?
– Я тебя дисциплинирую, Караванов… – Лида всплывала грациозно – повертела головой по сторонам и бесшумно подалась к бетонной обечайке канала, где застыла и слилась со стеной. В темноте поблескивали глаза – нереально большие, красивые, главное украшение этой молодой двадцативосьмилетней женщины. В кругу пловцов она не считалась сногсшибательной красавицей, видали и покрасивее, тем более что в рабочее время Лида Баклицкая, имеющая постоянного парня «на стороне» (злые языки утверждали, что этот тип работает в штабе флота и ни разу не нюхал пороха), и не стремилась кому-нибудь понравиться. Но однажды Глеб видел ее в кино рядом с подтянутым парнем, обладающим обезоруживающей улыбкой, – и крайне изумился, признав в «отпадной» сексапильной блондинке женщину, проходящую службу в одном с ним подразделении.
Несколько минут пловцы сохраняли молчание и неподвижность.
– Глеб Андреевич, ты задумался, как на желтый сигнал светофора… – неуверенно прошептал Караванов.
