– Это все фигня, – компетентно заявила Лида, припадая ко второй двери и беря пистолет на изготовку. – Я тут в прошлом месяце ночевала у подруги. Ночью просыпаюсь – сушняк страшный, пить хочется, темнота колючая. Примерно представляю, где кухня, и иду по коридору, руками перед собой машу, чтобы не ляпнуться во что-нибудь. А дверь как раз наполовину была открыта – слева пусто, справа пусто – и тут как хрясь лбом об ее торец! Вот это да, скажу я вам – искры из глаз, понять ничего не могу, обидно, кто это меня кулаком по лбу…
Караванов хрюкнул, забыв про свои страдания.
– После этого даже пить расхотелось, – грустно заключила Лида. – И синяк на лбу пришлось неделю пудрить… А у тебя, Борька, ерунда, подумаешь, бровь рассек.
Пришлось предупредить словоохотливых коллег, что здесь не «Смехопанорама» – и Глеб первым просочился за двери. В этой части объекта царила полная разруха. Вместо оружейной штольни, они попали в один из ремонтных цехов, расположенных на правом «побережье». Из мглы вырисовывались разинутые пасти канализационных люков, бетонные наплывы в полу, на которых размещались остатки станочного оборудования. Ржавые корпуса токарных, фрезерных, расточных, сверлильных станков, слесарных гильотин – из них удалили всю начинку, а у многих даже оторвали обшивку. Все это смотрелось как-то дико, апокалиптично. Особую прелесть картине придавали свисающие с потолка обрывки проводов и проржавевшие трубы, под которыми явно не стоило ходить. Спецназовцы маневрировали между станками, обогнули круглую станину, напоминающую гигантскую плаху, над которой завис покореженный козловой кран…
Возвращаться назад было глупо – здесь явно имелся проход в оружейную штольню. В правой части цеха зиял провал – паттерна метровой ширины. Она вывела на узкую металлическую лестницу. Десять ступеней вниз, узкий бетонный мешок, от которого убегал в неизвестность очередной коридор. Странно, что эту лестницу не разобрали. Впрочем, пытались отодрать одну из ступеней, не вышло, о рваный край запнулся Караванов и с ускорением и глухим высказыванием по матушке полетел в дыру.
– И наслал на него Господь десять казней египетских, – беззлобно ухмыльнулась Лида, заблаговременно перепрыгивая через клятую ступень.
– Да, не мой сегодня день, – обнаружил Борька, вырисовываясь из темноты с убитым видом и потирая ушибленное плечо. – Ладно, командир, не смотри на меня, будто я разбил бутылку твоего «Хеннесси». Лучше оцени – я сегодня впитываю все неприятности, которые могли бы достаться вам с Лидунькой.
Спецназовцы застыли, погасив фонари. В этой части подземного мира царила другая тишина – не такая, как в штольне, – глухая, спертая, утробная. И в этой тишине неподалеку капала вода, разбиваясь о каменную подошву.
– Вы, конечно, можете не прислушиваться к моему мнению, а заодно посмеяться над пресловутой женской интуицией, дорогие мужчины… – как-то заковыристо начала Лида, – но когда мы шли по цеху, у меня было просто дикое ощущение, что за нами кто-то наблюдает и крадется. Затылок просто взмок, если вы понимаете, о чем я…
Мужчины помалкивали. Могли бы отшутиться, но устами женщины, как говорится… По глухому сопению Караванова можно было догадаться, о чем он думает. Майора спецназа охватывало то же гадкое чувство. Он что-то ощущал – но было ли это ощущение нависшей над ними опасности? Он сомневался, что злоумышленники, промышляющие на заброшенной базе, станут за ними красться. Сыграют общий сбор, откроют огонь, перебьют к чертовой матери. Хотя кто их знает, честно говоря…
