Читать онлайн Даниэла Стил - Обещание страсти

Danielle Steel

PASSION’S PROMISE

Copyright © 1976 by Danielle Steel

© Болятко О., 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Я похороню раненых, как куколок,

Я сочту и похороню мертвых.

Пусть их души корчатся в росе,

В моих следах – благовония.

Вагоны качаются, они колыбельки.

И я выползаю из этой кожи

Старых бинтов, тоски, старых лиц.

Шагну к тебе от черного автомобиля Леты,

Чиста, как младенец.

Сильвия Плат. Отрывок из стихотворения «Добираться» из сборника «Ариэль»

Эдвард Хэскомб Роулингз сидел в своем офисе и с улыбкой смотрел на утреннюю газету, лежавшую на его столе. На пятой странице была напечатана фотография улыбающейся молодой женщины, спускавшейся по трапу самолета. Высокородная Кассия Сент-Мартин. На другой фотографии, поменьше, она покидала терминал под руку с высоким привлекательным мужчиной, направляясь в сторону ожидавшего их лимузина. Мужчина этот не кто иной, как Уитни Хейворт III, младший партнер юридической фирмы «Бентон, Тэтчер, Пауэрс и Фрай». Эдвард был знаком с Уитни с тех пор, как тот окончил юридический институт. А было это десять лет назад. Но сейчас его не интересовал Уит. Его интересовала миниатюрная женщина, которую он держал под руку. Эдвард так хорошо знал ее черные как смоль волосы, глубокие синие глаза и нежный сливочный цвет кожи.

Она хорошо выглядела даже на фотографии в газете. Она улыбалась. И выглядела загоревшей. Наконец-то она вернулась. Ее отсутствие всегда казалось Эдварду невыносимо долгим. В газете сообщалось, что она только что приехала из Марбельи, где ее видели во время уик-энда в доме ее тети, графини ди Сан-Рикамини, урожденной Хилари Сент-Мартин. Перед этим высокородная Кассия провела все лето на юге Франции «почти в полном уединении». Эдвард рассмеялся при этой мысли. Он регулярно все лето читал ее колонку светской хроники с рассказами о Лондоне, Париже, Барселоне, Ницце и Риме. В своем «уединении» она проводила время очень бурно.

Чуть ниже в заметке упоминались еще три человека, прибывшие тем же рейсом, что и Кассия. Дочь крупного греческого судовладельца, внезапно ставшая влиятельной особой после того, как отец оставил ей, как единственной наследнице, основную часть своего состояния. В заметке также фигурировала бельгийская принцесса, которая после осмотра парижских коллекций модной одежды решила совершить увеселительную поездку в Нью-Йорк.

У Кассии была приятная компания во время полета, и Эдварду захотелось узнать, сколько денег она выиграла у них в нарды. Эдвард в очередной раз удивился тому, что именно Кассии уделили самое большое внимание в прессе. Так происходило всякий раз. Она всегда находилась в центре внимания, вспышки камер сопровождали ее, когда она заходила в ресторан или выходила из театра. Хуже всего ей досталось в подростковом возрасте. Фотографы и репортеры всегда были жадными до скандалов, любопытными и надоедливыми. Долгие годы ей казалось, что ее повсюду преследуют стаи пираний, но это было тогда, когда она только унаследовала отцовское состояние. Теперь же они привыкли к ней, и их отношение стало более дружелюбным.

Поначалу Эдвард отчаянно пытался оградить ее от внимания прессы. Особенно в первый год. Точнее, в тот первый, ужасный, невыносимый, мучительный год, когда ей было всего девять лет. Но стервятники только выжидали. И им не пришлось долго ждать. Кассии едва исполнилось тринадцать лет, когда молодая энергичная женщина-репортер последовала за ней в магазин «Элизабет Арден» и начала расспрашивать про Лиану прямо в магазине, на глазах у всех присутствующих: «Как вы себя чувствовали, когда ваша мать…» Кассия не понимала, в чем дело. Но журналистка отлично понимала. Лицо Эдварда помрачнело от воспоминания. Сучка. Как она могла поступить так с ребенком? На следующий день ее уволили. Эдвард был разочарован. Он надеялся, что ее выгонят с работы тем же вечером. А для Кассии все это было вновь. Известность. Власть. Состояние. Имя. Родители, имевшие дурную славу. И бабушки, и дедушки, тоже со своей историей, властью и деньгами. Девять поколений с материнской стороны. А со стороны отца только трое заслужили упоминания. История. Власть. Деньги. То, чего нельзя получить как по волшебству, или о чем можно солгать, или что можно украсть. Надо, чтобы они были в твоей крови с самого рождения. Все три. И в придачу красота и стиль. И когда к ним прибавляется еще одно магическое качество, сверкающее как вспышки молнии, тогда и только тогда появляется Кассия Сент-Мартин. Единственная, ни на кого не похожая.

Эдвард размешал кофе в белой с золотом лиможской чашке и поудобнее устроился в кресле. Из окна открывался вид на Ист-Ривер, забитую маленькими лодками и баржами, и панораму северной части города. Он умиротворенно смотрел на загроможденный центр Манхэттена, где между небоскребами виднелись расположенные на Парк-авеню и Пятой улице солидные жилые здания, напоминающие крепости. Они вплотную прижимались друг к другу рядом с деревьями Центрального парка. А вдалеке, на значительном расстоянии, виднелись расплывшиеся очертания Гарлема. Впрочем, вид из окна не слишком интересовал его.

Эдвард сделал маленький глоток кофе и сосредоточил внимание на колонке «Мартин Холламс», чтобы узнать, кто из его знакомых предположительно влюбился в кого, кто и где устраивает обед, кто будет туда приглашен и кто, вероятнее всего, не появится на этом обеде вследствие недавнего скандала. Он отлично знал, что в колонке будет одно или два упоминания о Марбельи. Он достаточно хорошо знаком со стилем Кассии, чтобы сомневаться, что она упомянет и себя. И он оказался прав.

«Среди прибывших знаменитостей, проведших лето за границей, можно встретить Скутера Холлингсворта, Биби Адамс-Джонс, Мелиссу Сентри, Жан-Клода Реймса, Кассию Сент-Мартин и Джулиана Бодли. Привет-привет, все ребята здесь! Все возвращаются домой!»

На дворе стоял сентябрь, и он все еще помнил голос Кассии в эту же пору семь лет назад.

– …Ну, хорошо, Эдвард, я это сделала. Я окончила Вассар и Сорбонну, и я только что провела еще одно лето у тети Хил. Мне двадцать один год, и теперь для разнообразия я хочу сделать то, что интересно мне. Я покончила с чувством вины, которое заставляло меня делать все, чего хотел бы мой отец, или предпочла бы моя мать, и что ты счел бы благоразумным. Я сделала все для них и для тебя. А теперь я собираюсь сделать кое-что для себя.

Она ходила взад и вперед по его офису с выражением лица, предвещавшим бурю. А он в это время с тревогой пытался понять, что же это она хочет сделать для себя.

– И что именно ты собираешься делать?

Ему показалось, что внутри у него все похолодело. Она была еще очень молода и невероятно красива.

– Я точно не знаю. У меня есть кое-какие идеи.

– Так поделись ими со мной.

– Я как раз хотела это сделать. Только не будь таким хмурым, Эдвард.

Она повернулась к нему, и в ее ярко-синих глазах вспыхнули аметистовые огоньки. Она была очень эффектной девушкой, особенно когда сердилась. Тогда ее глаза становились почти фиолетовыми, а на нежной коже лица проступал легкий румянец, который создавал контраст с темными волосами, блестевшими, как оникс. Это почти заставляло забыть о том, насколько она миниатюрна. Чуть выше пяти футов, но прекрасно сложена, с лицом, которое, когда она сердилась, притягивало к себе как магнит. Она словно приковывала глаза своей жертвы к своим. И все это сокровище лежало грузом ответственности на плечах Эдварда с того момента, как умерли ее родители. С самого начала бремя этих яростных синих глаз он делил с ее гувернанткой, миссис Таунсенд, и ее тетушкой Хилари, графиней ди Сан-Рикамини.

Хилари, разумеется, не желала, чтобы ее беспокоили. Она была вполне довольна, более того, в последнее время просто откровенно радовалась, когда девушка проводила с ней Рождество в Лондоне или приезжала на лето в Марбелью. Но не хотела, чтобы ее тревожили по «мелочам», как она это называла. Увлечение Кассии Корпусом мира было «мелочью» так же, как и получивший широкую огласку ее роман с сыном аргентинского посла тремя годами ранее. Ее депрессия, когда юноша женился на своей кузине, тоже была «мелочью», как и другие мимолетные увлечения людьми, местностями и идеями. Возможно, Хилари была права; в любом случае эти увлечения не длились долго. Но пока они длились, это неизбежно становилось проблемой для Эдварда. Когда Кассии исполнился двадцать один год, она уже двенадцать лет как была бременем на его шее. Хотя, надо признаться, этим бременем он очень дорожил.

– Послушай, Кассия, ты уже протоптала тропинку на моем ковре, но все еще не сказала, что за таинственные планы ты лелеешь. А как насчет курса журналистики в Колумбийском университете? Ты уже потеряла к этому интерес?

– Собственно говоря, потеряла. Эдвард, я хочу пойти работать.

– Да? – Он почти содрогнулся. Господи, сделай так, чтобы это была какая-нибудь благотворительная организация. Пожалуйста. – И где?

– Я хочу работать в газете, а по вечерам изучать журналистику.

На ее лице появилось выражение яростного неповиновения. Она знала, что он скажет. И почему.

– Я думаю, что ты поступишь гораздо умнее, если окончишь курсы в Колумбии, получишь диплом и уже тогда станешь подумывать о работе. Веди себя благоразумнее.

– А когда я получу диплом, какого рода газету ты мне посоветуешь, Эдвард? Ежедневный журнал о женской одежде?

Ему показалось, что он видит слезы досады и разочарования в ее глазах. Господи, она опять собирается создавать трудности. Она становится все упрямее с годами. Такая же, как ее отец.

– А какую газету выбрала ты, Кассия? «Голос Гринвич-Виллидж» или «Беркли Барб»?

– Нет. «Нью-Йорк таймс».

По крайней мере, у нее есть стиль. Этого у нее не отнимешь.

– Я полностью согласен с тобой. И считаю эту идею великолепной. Но если ты подумываешь об этом, мне кажется, что будет гораздо благоразумнее поступить в Колумбийский университет, получить диплом и…

Она резко оборвала его, поднявшись с подлокотника кресла, на котором сидела, и гневно уставившись на него через разделявший их стол.

– И выйти замуж за очень славного парня из бизнес-школы, верно?

– Нет, если только ты сама не захочешь этого.

Безрассудная, упорная, неподатливая. И еще опасная в придачу. Совсем как ее мать.

– Ну уж нет, это совсем не то, чего я хочу.

Она сердито вышла из его офиса, а чуть позже он узнал, что она работает в «Нью-Йорк таймс». Она продержалась там ровно три с половиной недели.

Все произошло в точности так, как он опасался. Как одна из пятидесяти самых богатых женщин в мире, она снова оказалась под прицелом папарацци. Каждый день в какой-нибудь газете было или упоминание о ней, или фотография, или реклама на обложке, или цитата, или шутка. Другие газеты посылали своих обозревателей светской хроники, чтобы хотя бы мельком увидеть ее. Журнал о женской одежде устроил на нее настоящую охоту. Вечеринка по поводу ее четырнадцатилетия была испорчена появлением фотографов. Вечер, который они провели с Эдвардом в опере, когда ей было всего пятнадцать лет, папарацци превратили в кошмар. За этим последовали непристойные предположения об их с Эдвардом отношениях. После этого он много лет не появлялся с ней на публике. И все эти годы печатались ее фотографии, которые хранились в запасниках наряду с более свежими. Она боялась ходить на свидания, а когда ходила, очень сожалела об этом. В семнадцать лет она больше всего боялась своей известности. В восемнадцать она возненавидела ее. Она ненавидела свое вынужденное затворничество, осторожность, с которой ей приходилось мириться, постоянную скрытность и осмотрительность. Такая жизнь была абсурдной и нездоровой для девушки ее возраста, но Эдвард ничего не мог поделать, чтобы облегчить ее существование. Ей приходилось жить в соответствии с традициями, и притом очень тяжелыми. Дочь леди Лианы Холмс-Обри Сент-Мартин и Кинана Сент-Мартина было невозможно игнорировать. Кассия «стоила кругленькую сумму», грубо выражаясь, и была красива. Читатели хотели знать о ее жизни все. И не было никакой возможности избежать этого, как бы сильно ни пыталась Кассия притвориться, что может все изменить. Она не могла этого сделать. И никогда не сможет. По крайней мере, Эдвард так думал. Но он был удивлен ее умением избегать фотографов, когда ей этого хотелось (теперь он стал снова водить ее в оперу), и поразительной способностью осаждать репортеров ослепительной улыбкой и парой слов, которые заставляли их задумываться, смеется ли она над ними или с ними, или планирует вызвать полицию. В ее характере была эта черта. Что-то угрожающее; опасное свойство власти. Но при этом она могла быть и покладистой. Это больше всего сбивало окружающих с толку. В ней необычно сочетались черты характеров ее родителей.