Леша вначале берет меня за руку, а после, не встретив сопротивления и немного осмелев, меняет свое решение и обнимает за талию.
Кафе, в котором мы ужинали, находится на аллее, где нет проезжей части. Тут только пешеходная зона с искусственной брусчаткой, много уютных магазинчиков, старинных зданий, лавочек и клумб с цветами. Местные называют эту улицу Арбатом.
– Красиво! – выдыхаю я, чтобы разбавить повисшее между нами молчание.
Тут и правда очень колоритно. Неоновые вывески и современная подсветка витрин довольно оригинально соседствуют с архитектурным стилем девятнадцатого века.
– Да, я тоже люблю эту улицу, – соглашается Леша. – Помню, пацанами бегали сюда в один из магазинов, тут продавали самое вкусное мороженое, а потом играли в прятки в местных дворах. Здесь есть дома с подземными ходами. Сейчас уже часть засыпали, часть сама обвалилась.
– Интересно, наверное.
– Не то слово. Были же времена! – Его рука нежно гладит мою талию сквозь ткань платья и как бы нечаянно перебирается чуть выше, к груди. – А хочешь, покажу?
Предложение интересное, но сегодня я не в том виде, чтобы исследовать катакомбы. Шпильки и платье – не тот наряд, в котором ходят по темным дворам, но Леша уже не слышит моего отказа, вдохновленный воспоминаниями и желанием показать мне места игр своего детства. Толкает в сторону каменной арки – входа в какой-то темный двор.
Возможно, днем здесь и есть что посмотреть, но ночью лучше не пытаться исследовать. Из фонарей не горит ни один, хотя, может, их тут и нет, а света из редких окон не хватает, чтобы достаточно осветить территорию.
Я несколько раз наступаю на какую-то кочку, один раз едва не вывихиваю лодыжку и дважды прошу Алексея отложить экскурсию на другой, более удобный день, мысленно матерясь на саму себя, что ляпнула, будто мне это интересно.
– Вот здесь была дверь. Черт, ее заколотили. Жаль, – сокрушается мой гид, когда мы оказываемся в самом темном месте двора.
Леша светит фонариком, показывая на то, что раньше было входом, а сейчас наглухо забито досками. Штукатурка на стенах дома давно потрескалась и местами обвалилась до самых кирпичей, цвет стал невнятно-бурым – каким был изначально, остается только догадываться. Густые темные заросли то ли деревьев, то ли кустарников, сваленный мусор неподалеку, лай собак где-то за углом. Мне становится не по себе в этом месте.
– Леш, пойдем отсюда? – прошу жалобно.
– Может, не будем торопиться? – внезапно меняется его голос. Становится низким, хриплым, предвкушающим. – Ты сегодня такая красивая, что я не мог дождаться конца ужина.
Он подходит сзади, кладет руки мне на талию, начинает дышать в шею. По коже бегут мурашки. Но, увы, это мурашки не от удовольствия. Мне страшно тут, некомфортно, и уж точно это место не для романтики.
– Леш, мне здесь не нравится! Пойдем, – требую настойчиво.
– Подожди, – шепчет он, пока его руки нагло пытаются хозяйничать на моем теле.
Лапают грудь, лезут под платье. Ощутимая эрекция толкается в район попы. Я на секунду теряюсь.
Он сейчас серьезно? Завел меня сюда, чтобы потрахаться? Взрослый работающий мужик, кичащийся своими успехами в карьере, которому не по статусу гулять за ручку по городу, не прочь перепихнуться в темном переулке?
Изумление сменяется отторжением, а его, в свою очередь, вытесняет раздражение.
– Прекрати! Не здесь!
– Почему? Тебе же нравится?! Хорош ломаться, Кать. Ты ведь сама хочешь, я вижу.
