– Ты говорил что-то про уродов? – напомнил Водкин, усевшись на обитый кожей стул, где сидели десять минут назад новые воспитанники.
– Да ты сам посмотри, – Бурьянов начал перекладывать пластиковые папки, открывать их. – Острова эта… Или вот, Кинжальский Эдуард. Такое, напротив, красивое имя, а быдло быдлом – футбольный фанат, хулиган, дебошир. Или Алиев. Приставал к своей мачехе, ты подумай…
– Он что, извращенец?
– Ну, может быть и нет. Тут написано, что ей двадцать шесть лет всего.
Водкин нахмурился, продолжая выслушивать Бурьянова.
– Или вот эта толстуха, Стеклова, алкоголичка со стажем. Или Мокров, суицидник недоделанный… Синяков, Железнякова, Берман… Амбарцумян, налётчик несостоявшийся. В банде был пойман, но, блин, по глупости залез, хоть никого пришить не успел… Наврузов. Ивановский. Или вот эта – Черникина, беспризорница. Но красивая… Хоть одна красоточка.
Водкин спохватился, будто на него плеснули холодной водой, быстро выхватил папку у Бурьянова, отчего тот рассмеялся.
– Тише ты, спокойнее… Отсутствие личной жизни до добра не доводит.
Водкин открыл дело и тут же понял: она. Та самая, которая нужна. Голубоглазая блондинка, худенькая… У родителей-алкашей была отобрана, сбегала из детдома – попала в него уже в шестнадцать лет. Потом её взяли в приёмную семью – в многодетную – сбегала и оттуда. Были подозрения и в проституции, но, к счастью, обошлось. Судом направлена в «ПТИЦУ» на перевоспитание на триста шестьдесят дней.
Бурьянов что-то сказал.
– Чего? – Водкина это уже начало раздражать.
– Я говорю, рот закрой, а то у тебя сейчас слюни капать начнут на страницы.
– Отвали.
– Понравилась она тебе?
Водкин ничего не сказал, просто поднялся. Теперь ему предстояло придумать, как обставить дело с её исчезновением. И чтобы вопросов не было ни у «начвээра», ни у Костылёва, ни у самого Карла Марковича. Последнего, честно сказать, он побаивался. Видел он его всего лишь несколько раз, и тот выглядел как совершенно другой человек, не
из их мира – мира надзирателей, воспитанников, охранников, грузчиков… Нет, он был весь такой важный, манерный, напыщенный. Низенький, коротконогий, толстенький. В дорогущем чёрном костюмчике, блестящем. И в белой накрахмаленной рубашке с шёлковым бордовым галстуком. Рыжие волосы у него торчали по обе стороны лысеющей головы, а на носу сидели тонюсенькие очки. Казалось бы, он был такой… Как пудинг. Мягкий-мягкий человек. На первый взгляд. Потому что глаза его – серые, глубоко сидящие – смотрели так надменно и нахраписто, что складывалось впечатление, будто он смотрит на таракана, а не на человека. В общем, неприятный тип. Но ботинки и часы – дорогущие, наверное, как его собственный чёрный «Мерседес». И с ним могут быть проблемы… Если он поймает его – Водкина – век его сократится в сотню раз. Он отвечал головой за воспитанников, имел с этого бизнеса крупный доход – гранты и бюджеты никто не отменял.
Бурьянов не унимался, продолжая гнусаво тараторить.
– Что?! – раздражённо воскликнул Водкин. Ему захотелось вмазать Бурьянову чем-нибудь по голове, чтобы тот заткнулся.
– Как зовут, говорю… Чего ты такой нервный?!
Водкин снова взял папку искомой асоциалки и открыл. Действительно, он даже не обратил внимания на её имя…
– Дарья Черникина, – прочитал Водкин. – Всё?
– Красиво звучит, – протянул Бурьянов. – Возьму над ней шефство.
– Я тебе возьму…
Водкин потянулся и пошёл на выход, старший же надзиратель, несомненно, тут же потопал за ним.
