Мама просила зайти в швейный за отложенным обрезом ткани, и Кэсси надеялась, что не застанет дождь по дороге домой.
– Кто? – раздался мужской голос в динамике, вмонтированном в стену. Она была обшита гипсокартоном, вымоченный низ уже разбух, а зеленая бумага превратилась в жеваную тряпку.
Еще в начале недели здесь не было никаких кнопок: Кэсси просто проходила мимо охраны к строящемуся дому. Эта черная кнопка выбила ее из колеи.
– Кассандра Валери! Пришла к Холджеру Валери!
От того, что приходилось громко представляться, Кэсси было неловко. Она осмотрелась по сторонам, стоя на деревянной, наспех сколоченной площадке, больше похожей на поддон. Щели между неотесанными досками были огромными, и сквозь них виднелась грязь, утопающие в ней окурки и фантики от дешевых конфет.
Стройку огородили высоким забором, но он не спасал от шума и пыли. За ним виднелся подъемный кран, который прямо сейчас переносил тяжелые бетонные плиты на пятый, пока что последний отстроенный, этаж.
– Кто?! Говорите громче! Нажимайте на кнопку и говорите! Жмите на кнопку сильно! Говорите, я слушаю!
Волна злости поднялась, и Кэсси едва не долбанула кулаком по чертовой кнопке. Она сжала в онемевших от холода пальцах ручку сумки. Кэсси выдохнула и услышала, как позади кто-то остановился. Чиркнула спичка о коробок, и потянулся запах дыма от сигареты. То, что теперь Кэсси тут не одна, и то, что теперь ее вопли на всю улицу будут слышать другие, ей совсем не нравилось.
А еще ей не хотелось задерживать людей.
Поэтому она снова нажала на кнопку и вдруг услышала:
– Ты вдави ее до конца и держи. Прямо до упора вдави, чтобы щелкнула.
Грубоватый мужской голос за спиной звучал вполне по-доброму. Кэсси поблагодарила кивком, не оборачиваясь, и надавила на кнопку так сильно, что указательный палец хрустнул и заныл от боли. Но кнопка щелкнула, и в динамике раздалось шипение.
Тогда Кэсси наклонилась к нему и сказала, не слишком громко и не слишком тихо:
– Я Кассандра Валери, пришла к Холджеру Валери!
Отдаленно Кэсси слышала эхо своего голоса, и он был такой дурацкий: не то детский, не то писклявый. Ей хотелось хлопнуть себя по голове и сбежать от позора.
– Проходи.
Раздался щелчок, и массивная железная дверь завибрировала. Кэсси торопливо открыла ее и проскочила на территорию стройки. Тут был совершенно другой мир: люди в синей спецодежде сновали туда-сюда, таскали доски, инструменты, катили тележки. Кто-то ездил на погрузчиках, кто-то копал яму экскаватором. Здесь было ужасно шумно и слишком суетливо. Кэсси невольно сравнила строящийся дом с муравейником, а людей, бегающих по стройке, – с муравьями.
Здесь помимо сырости и смога – завсегдатаев этого города, особенно в ноябре, – стоял запах цемента, древесных опилок и вонь от сварки. Кэсси поспешила ко входу в здание. На грязной и скользкой натоптанной дороге ее несколько раз задевали мужчины неопрятного вида с тележками и другой ношей, мерзкими голосами они велели не путаться под ногами. Кэсси это место было не по душе: то ли энергетика такая бешеная, то ли люди слишком злые. То ли она не привыкла к такому темпу.
За то, что дядя Холджер работал на этой стройке, нужно благодарить маму. И признаться, его было очень сложно устроить, потому что на весь город это единственная стройка за все двадцать мирных лет. И то – заказчиком выступал какой-то иностранный частный предприниматель, решивший, что здесь его бизнес будет в безопасности, вдали от демонов. Дядя Холджер работал сварщиком – отец научил в свое время. Теперь это ремесло кормило семью.
