– Убей его!
Когда Юншен услышал приказ, он почувствовал, как все внутри похолодело. Сжав крепче пистолет, он привстал и вынул из кармана складной нож. Нажал на кнопку – лезвие, как жало, выскочило и блеснуло на свету точечных светильников на потолке.
– Слышь, шустрила, тебя сейчас убьет мой хёсэги! А я дожру свой пакчири с говядиной и завтра стану богаче на несколько миллионов ючи!
Раздались тяжелые шаги. От этих ударов камня о плитку у Юншена замирало дыхание. Сейчас он совершенно не был готов умереть.
Хёсэги одним замахом вдребезги разбил угол ящиков. Юншен выбежал из укрытия, два раза выстрелив в хёсэги прямо в глаза. Тот прикрыл их рукой. Под грохот трущегося камня хёсэги настигал Юншена.
«Нужно убить Сан Бома!»
Хёсэги не убьешь обычными пулями. Их можно убить только специальным оружием, которое делают мастера, а вот самого мастера обычная пуля убьет как миленькая. Убьешь мастера – умрет хёсэги.
Ватанабэ сидел за столом и поедал пакчири, смачно всасывая длинную лапшу. Он выглядел так, словно в квартире не развернулась целая бойня, а был обыденный поздний ужин.
Убегая от хёсэги, Юншен кинул в Сан Бома острый нож.
Ватанабэ почти не двигался, склонившись над кастрюлькой, он с аппетитом поедал лапшу и закусывал хрустящими ломтиками капусты в остром устричном соусе. Когда нож оказался почти рядом с ним, он коротко шевельнулся – и нож замер в его пальцах. Втянув лапшу, он облизал рот и поднял глаза на Юншена. До этого он смотрел исключительно на лапшу.
– Вот мрак! – выпалил Юншен.
Хёсэги вытащил из-за своей спины каменное копье и швырнул его в Юншена. Тот успел отскочить, ощутив, как пол под подошвой кроссовок завибрировал. Плитка раскололась и прогнулась, в стороны разлетелись камни и осколки. Копье вошло в пол почти наполовину. Юншен увидел валяющийся кухонный тесак на полу у ящиков. Но до него еще нужно было добраться. Нужно чем-то отвлечь Сан Бома, хотя бы ослепить на время.
Первое, что попалось под руку, – теннисный мяч, что по-прежнему лежал на столешнице возле сумки. Схватив его, Юншен вдруг почувствовал тепло и кинул его в Ватанабэ.
Мяч засветился на лету, будто наполняясь энергией.
Сан Бом выкинул руку, чтобы вновь остановить снаряд.
Но случилось неожиданное.
Мяч, охваченный голубым свечением, напоровшись на протянутую руку Сан Бома, разорвал ее, как трухлявую ветвь. Она разлетелась в стороны, разбрызгивая мелкие капли крови и ошметки мяса и костей.
Ватанабэ не успел заорать. Мяч следом, по этой же траектории, пробил его голову насквозь и врезался в стеклопакет. Сан Бом, покачиваясь, смотрел пустыми глазами, во лбу у него виднелась дырка размером с теннисный мяч. Юншен видел ночное небо за панорамным окном сквозь его голову – как в иллюминаторе. Сан Бом свалился на бок.
Хёсэги, соорудив новое копье, метнул его в Юншена. Он умело увернулся, перенеся вес на одну ногу. Копье не вонзилось в пол, оно с характерным шумом рассеялось по плитке, а сам хёсэги рухнул следом, рассыпаясь, словно порванные бусы – мелкими камушками. Они заполонили весь пол вокруг, засыпали и обувь.
Юншен замер на месте. Он часто дышал. Парень совершенно не ожидал такого результата. Он посмотрел на ладонь, сжал слегка подрагивающие пальцы. С его рукой точно ничего не случилось, а вот с Сан Бомом – да.
Во всем виноват Джеён.
Юншен понял, что по сути он этим же мячом мог убить хёсэги. Но винил Джеёна, потому что если бы тот нормально сказал: «Вот тебе чудо-мячик, я зарядил его своей мастер-крилевской энергией для тебя, подержи его, сроднись с ним и убей им и хёсэги, и Ватанабэ, они все сдохнут, и будет тебе счастье!» – вот тогда Джеён был бы молодец. Но он избрал иной путь: говорил рублено, просто кидал в него мяч, вместо того чтобы дать подержать и все объяснить.
