– А Ахмед свободен?
– Я Ахмеду ни разу в жизни не приказывал. В серьезных вещах. Не в бизнесе, конечно, и не на войне. В бизнесе и на войне он мой подчиненный.
– У тебя не свобода, у тебя сплошная осознанная необходимость. Что ты сейчас чувствуешь, когда читаешь новости о Большом адронном коллайдере? Мимо обычных людей проходит все важное, потому что они неспособны это понять. Сообщение о телепортации квантовых состояний прошло на последних страницах. Но ты был создан для особого пути, все это знали. Даже твои братья знали, что ты особенный, когда кричали: «Мага, бросай задачи, пошли в футбол играть, сильно умный, да?»
– Честно и специально тебе признаюсь: я чувствую приятную боль, когда читаю об испытаниях коллайдера. Как трубач, который забросил трубу, чтобы открыть ресторан. Я некоторых знаю, я слежу, как там у них дела на коллайдере. Только не говори никому.
– Сначала ты уехал из Объединенного института на родину, потом война… Ты никогда не думал, что свернул с пути?
– Вернуться мне предложил отец – он хотел передать мне проектный институт. Этот институт был делом его жизни. Он его создал. Сказать ему «нет» я не мог. Ты счастливая. У тебя свобода сама по себе. Мой мир устроен по-другому. Я свободен только в моменты принятия решений. Совесть должна подсказать мне решение. Потом я должен выполнить свое решение. Когда я принял решение, появляется долг. И тогда я уже не свободен. Честь заставляет следовать долгу. Если долг и честь приходят в противоречие – время снова принимать решение. Вот так в моем мире, по кругу: Свобода – Совесть – Долг – Честь. Я мог уклониться от войны. Я был свободен. Совесть и честь мне сказали, что нужно ехать. А когда я сделал выбор и командовал отрядом – какая уж тут свобода.
– Таким образом, эти моменты свободы очень короткие.
– Иногда по несколько секунд. Но важно их чувствовать. Первый раз я это почувствовал в детстве, когда отказался застрелить собаку, которая меня укусила. Сейчас никто не посмеет мне сказать, что я струсил, да и никому это в голову не придет. А тогда мне было трудно, действительно трудно. Все братья, все старшие ждали, что я застрелю этого пса. И хотели этого. Я тогда первый раз почувствовал давление обстоятельств. Оно казалось непреодолимым, но я смог устоять и поступить по совести. Честь и совесть – это почти синонимы для меня. Свобода, долг, честь, совесть – всё одинаково важно. Если нет хотя бы одного, всё пропадает. Несвободный человек с честью, понимающий, что такое долг, хуже всего – марионетка в чужих руках. Задавить свободу пытаются именно рассуждениями про долг и про честь.
– Звучит хорошо. Ты умеешь убеждать. Но есть факты: европейцы произвели науку, машины, электронику и еще много чего. Я не феминистка, но тебе не приходило в голову, что мусульманскому миру это не удалось, потому что не хватает свободы и равенства женщины?
– Слушай, может, погостишь у нас, объяснишь Заре про приниженное положение женщины, а то я совсем под каблуком, – посмеялись. – Но промышленная революция в Европе началась до свободы и равенства женщин.
– Магомед, я не была свободна. Я освободилась. Но быть свободным – это право и обязанность человека. Быть рабом грех. Извини, я разгорячилась. Тебе не с кем обсуждать многие вещи, я вижу.
– Иногда молодость прорывается. Иногда не хватает ребят, с которыми я учился в Физтехе. С которыми я работал в Институте ядерных исследований. Мы часами могли говорить на эти темы. Задай лучше какой-нибудь нормальный журналистский вопрос.
