Растение начинается с корней, его питающих. Как и человек, который не всегда осознает, насколько сильно на него влияет то, что ему досталось от предков. Это та глубинная основа, на которую накладываются потом и воспитание, и образование, и окружающие обстоятельства. А более глобально существуют национальный характер и историческая память. И они откладывают отпечаток на наше отношение к миру. Многие об этом даже не задумываются.
Но есть еще одно обстоятельство: человек, в отличие от растения, имеет разум. И хорошо, если при этом обладает интеллектом и умением гибко мыслить. И тонко чувствовать. Поэтому самодостаточная и неординарная личность (многие из нас очень хотят, чтобы их такими считали) не может сформироваться без самовоспитания и стремления к саморазвитию. Утверждение «принимайте меня таким, какой я есть, каким меня родители, школа и среда сделали» ведет в никуда. В лучшем случае человек неинтересен и посредственен, в худшем – деградирует.
Муж однажды ей сказал: «Меня удивляет тот факт, как в такой семье могла появиться на свет такая, как ты, – совсем непохожая на них, совсем другая». А она все-таки больше в отца. И это осознавала. С годами научилась сдерживать и контролировать свои эмоции. Стала мудрее. И все в ней – интеллектуально-высокоэмоциональная натура, математическое мышление («мужское», говорил муж), творческое начало, постоянная потребность двигаться вперед и вверх, да еще и интуитивно-провидческие способности – не взялось из ниоткуда.
– Мама, когда папа придет?
– Я не знаю. А тебе зачем?
– Хочу полетать самолетиком. Куда он уехал?
Откуда-то постоянно всплывало смутное, как сон, ночное воспоминание: сидящая на полу кухни плачущая мама в порвавшейся ночнушке, тонкая струйка крови, стекающая из носа, и стоящий рядом со сжатыми кулаками отец. Один маленький, но такой значимый эпизод.
Сны с самого раннего детства будоражили ее. Вот в дом приходит милиция, берет папин кожаный ремень и начинает хлестать по отцовской голой попе. Она пытается отнять предмет наказания, натянуть обратно брюки и плачет: «Не трогайте папу! Он хороший!», – а они его уводят.
Она торопливо семенила детскими ножками, крепко держа маму за руку и еле поспевая по бесконечным обшарпанным коридорам, очень высоким лестницам. Неизвестно где и куда, неизвестно зачем. Прислушивалась к разговору мамы с чужими людьми:
– Вы не знаете В.?.. А в какой он комнате? Это его дочь…
Она даже не успела понять, куда и почему вдруг исчез человек, которого так любила и который был неразрывной частью ее такой еще маленькой жизни, ее самой. Родители вовремя опомнились и начали все заново. Ради нее.
Папа хороший. И мама хорошая. И рядом с ними – она.
«Тебе надо было родиться мальчишкой!» – повторяли все – от родителей до впоследствии школьных учителей. Маленькая «ведьма» и «бандитка» с разбитыми коленками, порванными колготками, лазающая по заборам и оврагам, вечно искомая родителями по чужим дворам. Но любимица «шанхайской» ребятни.
«Шанхаем» назывался самообразовавшийся поселок на краю промышленной зоны города, на оврагах с речками-«вонючками». Трущоба, по сегодняшним меркам. Теснились возле друг друга небольшие домики без фундамента, в основной своей массе – полуземлянки-«засыпушки». Не было воды, газа, отопления и канализации, без которых не мыслим мы сейчас своего существования. Половину «засыпушки» занимала печь. Ледяную воду и зимой, и летом носили с родника в овраге по скользким ступеням из редких металлических прутьев. Нога норовила провалиться между ними, а вода при этом предательски разливалась. Дома стояло даже детское коромысло с ведерками, чтобы она сама носила воду для стирки опять испачканного платья. «Любишь кататься – люби и саночки возить».
