Задавая вопросы, Ананьев внимательно рассматривал женщину. Она была прекрасна. Коротко стриженные пепельные волосы обрамляли правильной формы ангельское личико с большими голубыми глазами. Под тонким свитером чувствовалось сильное тело с большой крепкой грудью и красивыми плечами. Широкие, но в меру бедра, длинные точеные ноги подчеркивались строго облегавшей юбкой. «Мечта!» – пронеслось в голове у Ананьева.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Линда Штаубе.
– Сама судьба послала мне ее! – подумал капитан и, раздевая глазами женщину, продолжил. – Что же мне с вами делать, Линда Штаубе? Передать в нашу контрразведку, как члена фашистской партии? Просто выставить отсюда? Но на улицах стреляют… В городе солдаты. У многих из них ваши полностью уничтожили семьи. Теперь эти люди мстят. Объектом мести становятся не только военные, но и старики, женщины, даже дети…
– Ради Бога! Господин офицер! Я знаю, что делают ваши солдаты с женщинами, как жестоко они их насилуют и убивают!
Знал это и Ананьев. Попадется Линда десятку, а, может быть, двум десяткам солдат – будут насиловать, пока не накончаются. Исколют ножами тело, выбьют глаза, отрежут нос, уши, грудь. Потом вспорют живот и выдернут из него кишки наружу. Такое творили немцы в России, такое теперь творят советские солдаты в Германии.
– Что же мне делать с вами, Линда? – еще раз спросил Ананьев, разливая по бокалам коньяк.
– Оставьте меня здесь, господин офицер! Я буду послушной и умной. Буду ухаживать за вами, все делать по дому…
– Все это – хорошо, но мне нужно большее! – капитан протянул Линде бокал. – Выпей!
– О, мой Бог! Мы – немки никогда столько не пьем!
– Ты теперь живешь в русском доме! Привыкай к нашим обычаям! – осушил свой бокал Ананьев.
К его удивлению, Линда выпила мелкими глотками, смакуя коньяк.
– Теперь поцелуй меня! – велел офицер.
Ананьева никогда не целовали так нежно, так сладко, так страстно, так необычно. Немка впилась губами в его рот, повела своим язычком по языку капитана, а затем заскользила им по верхней десне. Ананьев ласкал одной рукой ягодицы Линды, другой – ее упругую грудь. Затем опустил руку вниз, коснулся ею волос под трусиками женщины. Та всхлипнула, застонала, оторвалась от Ананьева и тяжело дышала, положив ему голову на плечо.
– Пойдем в постель! – предложил капитан.
– Пойдем, – согласилась женщина. – Только, давай еще немного выпьем! Я подам.
Когда Линда с двумя фужерами коньяка вошла в спальню, изрядно захмелевший Ананьев сбросил с себя гимнастерку и сапоги. Они выпили. Женщина снова прильнула к капитану своим загадочным поцелуем, от которого кругом пошла голова. Ананьев помнил обнаженную грудь Линды под своей рукой, теплую нежную руку немки на своем бедре.
***
Утром Линда разбудила Ананьева. Вкусно пахло кофе и чем-то жареным. У кровати стояли меховые тапочки.
– Где мои сапоги? – пробормотал Ананьев.
– В прихожей. Я их вычистила. Вчера ты сказал, что должен быть на службе к девяти утра. Завтрак готов!
– Как я вчера? – спросил Ананьев.
– О, мой офицер такой страстный! – улыбнулась Линда.
Она показала капитану синяк на руке и следы спермы на простыне.
– Я бы постирала, но нет горячей воды.
– Где ее взять? Во всем Берлине нет…
– В доме есть кочегарка. Она работает. В подвале много угля. Ваши солдаты могли бы натопить. Было бы тепло в доме. Мы могли бы решить наши гигиенические проблемы. К тому же в вашей части много женщин. Им горячая вода просто необходима. Кроме того, солдаты побросали в подвал убитых. Они уже начали разлагаться. Это – чревато инфекциями. Их надо сжечь!
