В богатых усадебных декорациях, при своей старомодной чинности картина эта прекрасно подошла бы в качестве сюжета любому увенчанному славой мастеру эдвардианской жанровой живописи – Орчардсону или еще больше – достопочтенному Джону Кольеру[42]. Название могло быть, например, просто «Письмо». Ведь оно все еще лежало на ковре – там, где его уронил полковник, – и составляло, несомненно, эмоциональный центр композиции.
В довершение этого безнадежно отжившего, допотопного сюжета мистер Смит вдруг прервал свое бесцельное движение и застыл как вкопанный, а миссис Форрестер, Хилари и Крессида будто по команде повернули головы и уставились на одинокий белый клочок бумаги.
И тут уж «полотну» пришла пора ожить. Полковник, как уже отмечалось, открыл глаза. Его жена сделала пять широких шагов по ковру и подняла листок.
– Но, тетя Клу… – начал было Хилари, но она заставила его умолкнуть одним только строгим взглядом.
«Письмо» лежало на полу лицевой стороной вниз, так что миссис Форрестер пришлось развернуть его, чтобы прочесть. Она прочла и… залилась краской до корней волос (тревожный симптом, особенно если речь идет о пожилых людях)!
– Что там, тетя Клу?
Рот ее захлопнулся с лязгом, словно стальной капкан. На лице появилось какое-то необычное, неопределенное выражение. Что это, ярость? – гадала Трой. Безусловно. Но и что-то еще. Не едва ли различимый отблеск удовлетворения? Не произнеся ни звука, она протянула бумагу племяннику.
На того она тоже произвела интересное впечатление: одна его бровь поползла кверху, губы разомкнулись, затем вновь сомкнулись. Хилари перечитал записку несколько раз, а затем, к крайнему изумлению Трой, издал сдержанный смешок и прикрыл рот рукою. Встретившись с художницей глазами, хозяин поместья посмотрел на нее как-то дико, но постарался поскорей овладеть собой и дрожащим голосом произнес:
– Это… ни в какие… никак… это так нелепо. Абсурдно. Дорогая моя тетя Клумба!
– Не смей называть меня так! – заорала вдруг старая леди.
– Простите, ради бога, простите, тысячу извинений. Просто я всегда… О господи. Понятно.
– Фред! Ты пришел в себя?
– Да-да, все уже в полном порядке, благодарю. Просто маленький приступ – ты знаешь, со мной они случаются. Вне всякой связи с этой штукой, уверяю тебя. Хилли совершенно прав: тут полная нелепица, глупость и абсурд. За тебя я очень обижен и зол, разумеется, но, сама понимаешь… все это смехотворно и больше ничего.
– Не знаю, не знаю. Возмутительно – конечно. Оскорбительно – безусловно. Скандально – да. Смехотворно – не нахожу. Автора необходимо высечь хлыстом на конюшне.
– Не спорю. Но, честно говоря, мне сейчас не до физических упражнений, Клу, к тому же мы не знаем, кого сечь.
– Надеюсь, это удастся узнать.
– Да-да, но это уже другая история. Нам с Хилли надо серьезно поговорить.
– Сейчас тебе надо только одно – поскорее улечься в постель.
– Что ж – пожалуй, пожалуй. Завтра следует быть в форме, не так ли? Однако ведь… Мы еще собирались нарядить елку. Я так люблю это дело…
– Не строй из себя дурака, Фред. Давай вызовем Маулта. Вместе с Хилари они могут…
– Не нужны мне никакие Хилари с Маултом. Совершенно не нужны, я прекрасно справлюсь сам. Если желаешь, могу подняться по лестнице спиной вперед. Не суетись, Клу. – Полковник решительно поднялся и отвесил Трой легкий галантный поклон. – Не передать словами, как мне жаль, что заставил вас переживать по пустякам.
