И комната, в которой он осуществлял руководство – Оливия заметила это только сейчас, – была полна бумаг. Кипы бумаг были разбросаны по ковру. Лежали тут и книги, но эти бумаги… Как же их много!
– Прошу прощения, ваша светлость, – запинаясь, пробормотал Джонз. – В кухне возникли кое-какие проблемы, требующие нашего внимания.
Оливии казалось, что она тонет. Она, конечно, обыщет кабинет. И библиотеку. Но все эти документы… здесь… в комнате, из которой он никогда не выходит. У бога весьма своеобразное чувство юмора.
Подняв глаза, Оливия увидела, что его внимание направлено на нее. У Марвика были блестящие, проницательные голубые глаза. От силы его взгляда что-то внутри нее затрепетало. Оливия разглядела в них ум. Нутро подсказало ей, что это надо принять за предупреждение.
– Это миссис Джонсон, ваша светлость, – торопливо заговорил Джонз. – Она… м-м-м… временно замещает миссис Райт, которая, если вы помните, две недели назад подала прошение об отставке. Боюсь, мы оказались в непростом положении… Я хочу сказать, мы не могли нанять кого-то без вашего дозволения. Но, если вы помните, вы дали мне полное право…
– Помню, – перебил его герцог. Его проницательный голубой взор все еще был устремлен на Оливию. Ей стало казаться, что он намеренно бросает ей вызов. Лев в своей стихии требует подчинения, но она не склонит перед ним голову. Оливия даже не моргнула. Будь она кошкой, она бы ощетинилась под этим провокационным взглядом.
Но она же секретарь – по крайней мере по образованию, и экономка – по странной удаче. Ни одна из этих профессий не предполагает смирения перед ним.
И слава богу. Потому что в это мгновение Оливия поняла, как плохо она исполняла бы роль горничной. Смирение давалось ей с большим трудом. Оливия этого не ценила: когда она была совсем юна, слишком много недобрых людей пытались заставить ее быть смиренной. Они хотели, чтобы она стыдилась, и она поклялась, что этого никогда не будет.
Впрочем, книксен не помешает.
– Для меня большая честь познакомиться с вами, ваша светлость, – проговорила Оливия, выпрямляясь.
Марвик смотрел на нее еще несколько мгновений. А потом с тихим презрительным смешком повернулся к Джонзу.
– Я говорил вам, – промолвил герцог, – что вы можете нанимать ту прислугу, которая вам понравится. Однако… – в его голосе зазвучали суровые нотки, – если я буду вынужден ждать в следующий раз, когда нажму на кнопку звонка…
– Это моя вина, – быстро проговорила Оливия, потому что Джонз начал хныкать, а она не хотела, чтобы он брал на себя последствия ее поступка.
– Вы должны сказать этой девочке, чтобы она не перебивала меня, – обратился Марвик к Джонзу.
Девочке! Оливия фыркнула. Она – экономка, и эта должность заслуживает уважения. Впрочем, трудно себе представить, что джентльмен, швыряющийся бутылками, это понимает.
– Да-да, в самом деле. – Джонз бросил на нее паникующий взгляд. – Миссис Джонз, не будете добры подождать меня в холле.
Конечно, она подождет. С радостью. Оливия уже поворачивалась, чтобы выйти. Но – нет, ей есть что сказать. Она снова повернулась к герцогу.
– Я – не девочка, – заявила она Марвику. Тиран! Грубиян! Он без всяких причин пытался сорвать брак своего брата с доброй женщиной. Он изводил своих слуг. Его поместья, должно быть, пребывают в упадке из-за его невнимания. И он называет ее «девочка»?! А он-то сам кто? Испорченный мальчишка, у которого молоко на губах не обсохло! – Да, признаюсь, я молода. И хорошо, потому что более взрослая женщина могла бы и не пережить потрясения, вызванного тем, что в нее бросили бутылку.
