– Зачем тебе живой человек? Эти потребности закроет качественная игрушка.
– Не вариант. Мне важен тактильный контакт и поцелуи.
– Как я и говорил: девочка с неудачным опытом.
– Ты говорил, что меня бросили и от меня разит отчаянием. Я не маленькая и знаю, что делаю.
– За формулировку извини, но сути это не меняет. Уверена, что не прицепишься ко мне как репей, когда твоя обида на весь мужской род пройдет?
– Не твои проблемы.
– А если я прицеплюсь?
– Твои проблемы.
– Юношеский максимализм в действии. Точно никаких культурных мероприятий?
– Обсуждаемо, но счет пополам.
– Мне же лучше, – фыркнул блондин и прихватил с собой буханку. – С тебя чай. Считается за пополам?
Возвращаясь домой, Ева каждый раз чувствовала себя героиней иностранного фильма – безопасная территория, светлый холл, скоростные лифты. А какой вид открывался из ее временного пристанища! Слева парк, нынче одетый в теплые оттенки; дальше – бетонная лента проспекта, светящаяся в темноте и, главное, много неба над панорамой города. Она могла часами сидеть на подоконнике и смотреть вдаль.
Не успели они войти в подъезд, как их атаковал рыжий ком, издавая сопение и шкрябая когтями по мрамору.
– Боня! – воскликнула Ева и присела, подставляя пальцы под шершавый язык.
– Бонапарт! Смирно!
Команда подействовала лишь на людей, выпрямившихся и воззрившихся на сухую пожилую даму. Шпиц продолжал попытки запрыгнуть к Еве на руки.
– Здравствуйте, тетя Рая. Как ваша нога?
– Добрый вечер, молодежь. Нога ничего, послужит еще. В отличие от этого недоразумения. Ни одной команды не понимает, бестолочь. И ты его совсем разбаловала долгими прогулками. Второй раз за вечер выпросил, бессовестный.
Они разошлись после пары дежурных фраз, во время обмена которыми Ева не сомневалась, что соседка хорошо запомнила Константина. Если бы она не знала, что тетя Рая не выносит сплетников, то начала бы волноваться о приезде брата в течение получаса.
– И про собаку не соврала.
– А про что еще не соврала?
– Что я тебе нравлюсь.
Как ему удается быть притягательным и скотиной одновременно? Ева сложила руки и решила, что обойдется без поцелуев во время подъема. Он словно прочитал ее мысли, остановил взгляд на Евиных губах. Так и доехали до двадцать четвертого этажа: одна делала вид, что ей все равно, второй откровенно этим веселился.
Зато в квартире никто не смог сдержаться. Пальто с вывернутыми рукавами были скинуты на пол, рядом со стуком приземлились мужские туфли с не развязанными шнурками, ботильоны пришлось расстегивать в четыре руки. Тумба у входа лишилась плетеной вазы, и на пол посыпалась мелочевка вроде крема для рук, монет и бумажных платочков. Константин подсадил Еву, и его намерения были недвусмысленны.
– Постой! Я трогала собаку, надо помыть руки.
В отражении над раковиной она встретила незнакомую себя. Всклоченную, с размазанной тушью и покусанными губами. Вот что год воздержания делает с человеком. Вернув себе приличный вид, Ева раскатала обратно длинные рукава. Поймет ли он, если попросить оставить платье? Репутация нормальной все равно не грозит, так почему не чудить в свое удовольствие.
Ева вышла из ванной в полумрак. Квартира-студия просматривалась с любой точки, и Константин быстро нашелся возле окна. Он избавился от пиджака; и белая рубашка, обтягивавшая его плечи и спину, парила в потемках перевернутым треугольником.
Вдруг нестерпимо захотелось обнять его со спины.
