Оболганный император - страница 42

Павел Петрович произвел на ландграфиню приятное впечатление. Она отозвалась о нём, как о человеке, любезном, чрезвычайно вежливым, разговорчивым и весёлым. Он не показался ей слабым, но не воспринимался ею всерьёз. Зато Екатерина, обладая даром внушения, казалась ей очаровательной женщиной, с благородной осанкой, прекрасным голосом, естественностью и очень веселой. Она выглядела более моложавой и менее серьезной, чем на портретах. Ландграфиня была польщена вниманием Екатерины.

Со своей стороны, и ландграфиня произвела на Екатерину не менее благоприятное впечатление. Она нашла в ней душу и заслуживающей мужественную и твердую, ум возвышенный и образованный. Екатерина признала её большие достоинства уважения. 21).

Расставшись с гостями, великий князь первым делом отправился к графу Никите Ивановичу Панину узнать, насколько доволен им Панин. «Он сказал, что доволен, и я был в восторге. Несмотря на свою усталость, я все ходил по моей комнате, насвистывая и вспоминая виденное и слышанное. В этот момент мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгельмине, которая мне больше всех нравилась, и всю ночь я ее видел во сне», 48). – записал Павел в своём дневнике. Эйдельман делает вывод о том, что «наследник не склонен к цинизму и таким образом уже бросает известный вызов весьма развращенному екатерининскому двору». 48).

Панин, по свидетельству ландграфини, радовался успеху своих проектов относительно брака Павла Петровича, постоянно сопровождал Цесаревича при посещении им его невесты, и не спускал глаз со своего воспитанника, который был к нему очень привязан.

Цесаревич, готовясь к новой для него жизни, будучи одиноким, стал вдумываться в своё положение и углубляться в самого себя.» Дружба ваша, писал он графу Андрею Разумовскому^>67, – произвела во мне чудо: я начинаю отрешаться отъ моей прежней подозрительности, но вы ведете борьбу противу десятилетней привычки и поборете то, что боязливость и обычное стеснение вкоренили во мне. Теперь я поставилъ себе за правило жить какъ можно согласнее со всеми. Прочь химеры, прочь тревожные заботы! Поведение ровное и согласованное лишь съ обстоятельствами, которые могутъ встретиться, – вотъ мой планъ. Я сдерживаю, насколько могу, мою живость; ежедневно выбираю предметы, дабы заставить работать мой умъ и развивать мои мысли и черпаю понемногу изъ книгъ…» 21).

27 июня ландграфине^>114и её дочерям было пожаловано по ордену Св. Екатерины, а принцесса Вильгельмина была щедро одарена бриллиантами.

Сразу же по прибытии невесты архиепископ Платоном^>63, ставший впоследствии еёдуховным отцом, начал обучать её русскому языку и Закону Божьему. (Русским языком она толком так и не овладела, а к Закону Божьему не прониклась, оставшись в душе лютеранкой.) «Хотя по некоторымъ двора интригамъ, – разсказывал Платон, – онъ отводимъ былъ, чтобъ ему не быть учителемъ у принцессы, но и нехотя принуждены были къ тому его определить. Ибо мать принцессы, какъ она сама Платону сказывала, требовала отъ Императрицы, чтобы её дочери никто учителемъ определенъ не былъ, кроме Платона, ибо, какъ она же ему сказывала, что она читала на немецкомъ языке сочиненную имъ богословию, которая ей очень понравилась, да и принцъ-де Генрихъ^>101, въ проезде её черезъ Пруссию, его же въ учители ея дочери рекомендовалъ. И такъ и сию должность надлежало ему принять на себя; и хотя онъ отъ нея отрицался, но уже въ тому преклоненъ просьбою. Объяснялъ и истолковалъ Платонъ новой принцессе учения нашея православныя веры, и нашелъ ее к тому благорасположенною. Ибо бывъ воспитана съ просвещениемъ и довольнымъ знаниемъ христианскаго закона, не находила препятствиемъ, малыя некоторые различия, стать членомъ нашей церкви».