Оболганный император - страница 58
Эйдельман>27 возвращается к этой теме в наши дни, ссылаясь на воспоминания декабриста Михаила Александровича Фонвизина, племянника писателя, генерала, героя 1812 года. Тот, в свою очередь, ссылается на рассказы своего отца – родного брата автора «Недоросля">104: «Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 году или в 1774 году, когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на дармштадтской принцессе, названной Натальей Алексеевной>113, граф Н. И. Панин>38, брат его, фельдмаршал П. И. Панин>68, княгиня Е. Р. Дашкова>52, князь Н. В. Репнин>127, кто-то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил, и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину II и вместо неё возвести совершеннолетнего её сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным>38 конституцию, утвердил ее своею подписью и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие. … Единственною жертвою заговора была великая княгиня: полагали, что ее отравили или извели другим образом… Из заговорщиков никто не погиб. Екатерина никого из них не преследовала. Граф Панин был удален от Павла с благоволительным рескриптом, с пожалованием ему за воспитание цесаревича 5 тысяч душ и остался канцлером… (чин 1-го класса по Табели о рангах; присваивался руководителям Коллегии иностранных дел) Над прочими заговорщиками учрежден тайный надзор». 48).
В 1783 – 1784 годах Денис Фонвизин>103сочинил посмертную похвалу своему покровителю – «Жизнь графа Панина» со следующими строками, не попавшими в печать и читанные современниками в рукописях: «Из девяти тысяч душ, ему пожалованных, подарил он четыре тысячи троим из своих подчиненных, сотруднившихся ему в отправлении дел политических. Один из сих облагодетельствованных им лиц умер при жизни графа Никиты Ивановича, имевшего в нем человека, привязанного к особе его истинным усердием и благодарностью. Другой был неотлучно при своем благодетеле до последней минуты его жизни, сохраняя к нему непоколебимую преданность и верность, удостоен был всегда полной во всем его доверенности. Третий заплатил ему за все благодеяния всею чернотою души, какая может возмутить душу людей честных. Снедаем будучи самолюбием, алчущим возвышения, вредил он положению своего благотворителя столько, сколько находил то нужным для выгоды своего положения. Всеобщее душевное к нему презрение есть достойное возмездие столь гнусной неблагодарности». 47).
Эйдельман>27 полагает, что первым из них был секретарь Панина Я. Я. Убри, вторым – сам Д. И. Фонвизин, а третьим, конечно, П. В. Бакунин>129 (1731—1786), именно тот, кто, согласно Михаилу Фонвизину, выдал царице панинский заговор 1773 г.
Эйдельман предполагает, что тогда же Панин>38 и Фонвизин>103 начали работу над каким-то новым документом, который лег бы в основу конституции, ограничивающей власть будущего монарха и дали для прочтения наследнику. Это дошло до сведения императрицы, которая осталась им недовольна, и сказала однажды, шутя, в кругу приближенных своих: «Худо мне жить приходится: уже и господин Фонвизин учит меня царствовать…» 47).
Сама конституция Фонвизина не сохранилась, но Фонвизин-декабрист воспроизводит часть её по памяти: «Граф Никита Иванович Панин предлагал основать политическую свободу сначала для одного дворянства, в учреждении Верховного Совета, которого часть несменяемых членов назначались бы из избранных дворянством из своего сословия лиц. Синод также входил бы в состав общего собрания Сената. Под ним (то есть под Верховным сенатом) в иерархической постепенности были бы дворянские собрания, губернские или областные и уездные, которым предоставлялось право совещаться в общественных интересах и местных нуждах, представлять об них Сенату и предлагать ему новые законы.