– Похоже, вы всегда сами заботитесь о себе, не так ли? – небрежным тоном заметила она, водя пальчиком по пыльной позолоченной раме картины.
– Я вынужден во всем полагаться только на себя. Никто другой не позаботится обо мне.
Он встал, выплеснул окровавленную воду из таза в помойное ведро и налил свежей холодной из стоявшего на полу кувшина. Наклонившись над тазом, Блейд стал умываться. Джесинда смущенно молчала, считая в уме всех тех многочисленных слуг, которые готовы были явиться по первому ее зову днем и ночью. Она не представляла, как можно жить иначе. В конце концов она же была дочерью герцога!
– А почему ваша цыганка не заботится о вас?
Блейд бросил на девушку недовольный взгляд.
– Зачем мне это надо? Я всегда сам забочусь о себе. И впредь намерен так поступать.
Джесинда пожала плечами. Блейд напоминал ей маленького Эдди, слишком гордого, чтобы принять милостыню, но достаточно отчаянного, чтобы ограбить человека. Пока Блейд умывался, она сняла колье и, повесив его на угол рамы, отошла от картины.
Освободившись от бриллиантов, она почувствовала удивительную легкость во всем теле. Сцепив сзади пальцы рук, она ждала, когда Блейд закончит умываться. Джесинда изо всех сил старалась не смотреть на него, но странные рисунки, нанесенные на его смуглую кожу и менявшие свои очертания при каждом его движении, притягивали взгляд.
Разглядев, что татуировки скрывают многочисленные шрамы, Джесинда нахмурилась.
Наконец Блейд выпрямился, по его телу ручейками стекала вода. Когда он откинул со лба влажные светло-русые волосы, которые казались сейчас более темными, Джесинду бросило в дрожь и она несколько мгновений не могла отвести взгляд от его тела.
Блейд смотрел ей прямо в глаза и как будто читал ее мысли. На его длинных густых ресницах блестели капельки влаги. Джесинда лишилась дара речи. Комок подкатил к горлу, и она вспыхнула до корней волос. Взгляд Блейда завораживал ее.
Швырнув на кровать полотенце, он сделал несколько шагов по направлению к Джесинде.
– Не кажется ли вам, что пришло время признаться? – спросил он.
– В чем? – растерянно прошептала Джесинда.
– Во всем. Например, в том, кто вы на самом деле?
– Я уже сказала, что…
– Вам не удастся обмануть парня, который вырос в городских трущобах.
– Я не думаю, что вы выросли в городских трущобах, – возразила она, вскинув голову и смело глядя ему в глаза.
Блейд подошел еще ближе.
– А что, если я поцелуем попытаюсь выбить из вас правду? – хрипловатым голосом спросил он.
Джесинда затрепетала, услышав эти слова.
– Думаю, что вашей любовнице это не понравится.
– Но вопрос не в этом. Вопрос в том, понравится ли это вам.
Джесинда затаила дыхание. Взгляд его изумрудно-зеленых глаз обжигал ее. Блейд не шевелился, давая ей возможность прийти в себя и убежать. Или закричать. Или остановить его. Однако она не сделала ни того, ни другого, ни третьего.
Очарованный ее жгучими карими очами, Блейд не мог отвести от нее взгляда. Она вела себя отчаянно смело вопреки его ожиданиям. Вместо того чтобы в ужасе отшатнуться, как это сделала бы любая благородная мисс, «Джейн Смит», эта невинная искусительница, не трогалась с места, ожидая, что будет дальше. Ее грудь взволнованно вздымалась.
Она была ослепительна, как солнечные лучи, играющие на поверхности моря. И как морская пучина, она манила его, завораживала, лишала воли, усыпляла инстинкт самосохранения. Чем ближе он подступал к ней, тем бешенее билось его сердце. Блейд понимал, что ему грозит опасность, но чувства были сильнее разума. Джесинда в этот момент была похожа на плененную богиню, которую силой привели в неподобающее ее величию место. Ей не пристало находиться в этой убогой комнате, как великолепной картине Каналетто не пристало висеть в логове разбойников. Пламя свечи бросало отблески на сделанную золотыми нитями вышивку на ее белоснежном платье.
