– Благодаря этому популярность мисс Вулфорд только возрастает.
– Но она хороша! Или это потому, что я совсем не обратила внимания на наездников-мужчин?
– Нет, она действительно талантлива, – сказал Лисберн. – Балерина-наездница.
– Чудо! – продолжала восхищаться мисс Нуаро. – Мои сестры постоянно говорят, что мне нужно почаще выбираться из мастерской, но воскресенья бывают только раз в неделю, и мне нравится проводить их либо с племянницей, либо на природе, предпочтительно то и другое одновременно. Иногда мы ходим в театр, но это совершенно другое. Тут даже пахнет иначе, конечно.
– Это запах лошадей, – объяснил он.
– Прекрасные создания!
Лисберн заметил нотку грусти. Обдумал это, а заодно и ее реакцию на мисс Вулфорд, и отложил свои размышления на более удобное время.
Тут началась вторая часть конного представления, и Леони вновь повернулась к арене.
Саймон смотрел в ту же сторону, внешне собранный, но полный внутреннего беспокойства. На его глазах она вдруг из искушенной парижанки превратилась во взволнованную девчонку и в какой-то момент вдруг предстала перед ним настолько беззащитной, что он почувствовал… Что? Стыд? Но за что? Он ведь мужчина. Она – женщина. Их тянуло друг к другу, и они играли в игру, которая стара как мир. Однако вместе с предвкушением от начавшейся партии Саймон ощущал, как что-то гложет его. Какая-то тяжесть на сердце.
Но почему нет? Разве он не выдержал целый час поэтической панихиды? И разве не обязан вновь вернуться туда же?
* * *
Леони показалось, что время в цирке пролетело моментально, и вот она опять сидит в карете с лордом Лисберном. Они ехали по улице Вестминстер-Бридж-стрит назад, на «панихиду», как он выразился вроде бы секунду назад.
Лисберн держал свое слово.
Впрочем, Леони в этом и не сомневалась, иначе никуда не поехала бы с ним.
Да, а еще он наблюдал за ней во время представления, когда думал, что она не обращает на него внимания. Как будто возможно сидеть рядом с мужчиной и не ощущать его присутствия, даже когда на сцену выпорхнула толпа ангелочков, а погонщик вывел на арену слона. А когда Леони обернулась и застала его за наблюдением, он сделался похож на набедокурившего мальчишку, пойманного на месте преступления. Ей захотелось узнать поближе этого мальчишку. Тут ее логика на секунду дала сбой, и внутри что-то щелкнуло.
Но это длилось всего несколько мгновений.
Теперь рядом с ней снова сидел самый красивый мужчина в мире, а она опять стала Леони Нуаро – разумной, трезвой коммерсанткой, способной сложить два и два.
– Вы терпеть не можете его поэзию, однако вернулись в Лондон вместе с лордом Суонтоном, чтобы издать его книгу, – сказала она. – Поразительная лояльность!
Лисберн засмеялся.
– Мужчина должен быть рядом с другом во время испытаний.
– Чтобы защитить его от экзальтированных барышень?
– Нет, этого изначально не было в плане. Мы приготовились к унизительному возвращению. Критики были к нему жестоки. Вы не знали?
– Я не слежу за литературой, – призналась Леони. – Читаю только обзоры спектаклей и концертов и тому подобное, но меня главным образом интересуют описания того, во что были одеты дамы. Времени на литературную критику мне не хватает.
– До выхода сборника «Алцинта и другие поэмы» он опубликовал несколько стихотворений в журналах, – пояснил Саймон. – Критики смешали его с грязью единогласно и безоговорочно. Они разрывали его на части. Стали писать пародии. Это было форменное избиение. До того, как Суонтон увидел эти статейки, он еще не знал, поедет ли в Лондон вообще. Но после такого выбор стал очевиден: вернуться и стоически преодолеть испытания или прослыть трусом.
