— С этим удостоверением можно устроиться на хорошую работу. Но туда еще надо попасть. Знаешь ли, к девушкам в моей профессии относятся очень предвзято.
— А ты никогда не думала сменить ее?
— Нет. Никогда.
— Из-за папы?
Я промолчала.
Сварочную маску я тоже потеряла. И пусть стекло треснуло, пусть ее давно надо было менять, я жутко горевала о вещи, которая осталась от отца. Это память. Я положила бы ее в ящик и доставала, когда маму особенно заносит. Как сейчас. Когда хочется послать ее лесом, громко хлопнуть дверью и сказать, что все ее болячки — выдуманные.
Я достала бы маску и, как всегда, вспомнила отца, которого нет с нами уже почти одиннадцать лет. И повторила бы клятву, однажды данную самой себе: я не позволю свести себя в могилу, как отца.
Еще чуть-чуть продержаться. Совсем скоро Юлька сможет добираться до школы на автобусе, оставаться одна дома. Тогда я поставлю матери ультиматум.
— Юль, давай спать. Завтра у тебя контрольная по математике.
Засыпая тем вечером, я и понятия не имела, через что мы пройдем утром.
Будильник тихо запел. Я открыла глаза, потянулась, встала и пошла умываться. Состояние было такое, будто я пила всю ночь, — совершенно измотанное. Но когда я увидела себя в зеркало ванной, испытала настоящее потрясение.
— Мама?! — Я еще никогда так не орала.
Моя коса, такая любимая отцом коса, была отрезана.
Юлька выскочила из комнаты, сонно протирая глаза:
— Что случилось?
Я увидела сестру и схватилась рукой за умывальник.
— Свет, а что с твоими волосами? Ой, а что с моими? — Юлина нижняя губа затряслась от приближающегося извержения слез.
Мама медленно выплыла из своей комнаты, сложив руки на груди.
— Я просто избавилась от лишнего. Ребенку нужны колготки, а нам продукты.
И так подушечками пальцев о локти постучала и в мою сторону мстительно посмотрела, что я почему-то сразу вспомнила ее претензию про маникюр.
Голова закружилась от чувства невероятности происходящего. Мама не могла так поступить! Не могла же? Но поступила!
Мама. Ма-ма. Ма-а-а…
Внутри меня в этот момент что-то надломилось. Я не узнала собственного голоса, когда сказала:
— Юля, собирайся. Ты больше ни на минуту не останешься с этой сумасшедшей.
***
— Как хотите подстричься? — Мастер в салоне красоты растерянно переводила взгляд с зареванного Юлькиного лица в зеркале на меня, стоящую рядом с креслом.
— Юль, а помнишь, ты хотела по-модному — ассиметричное каре? — нашлась я.
Сестренка всхлипнула. Она еще не отошла от ужасной истерики, устроенной матерью. В ее возрасте она еще только начинала понимать, что мама — это не всегда самый лучший человек на земле. Что у нее есть свои достоинства и недостатки, свои привычки, свой характер. Я тоже не сразу поняла, что единственный человек, которого мама действительно любит, — она сама.
— Не надо. Давай ты меня лучше дома... сама… — Юлька опустила взгляд.
— Я? Нет! Лечить должен врач, а стричь — парикмахер. Тем более такую красотку, как ты! — Я широко улыбнулась и подмигнула сестре.
Сегодня она прогуляла школу, а я отпросилась с работы. Я просто не могла позволить Юльке получить свою порцию насмешек над внешностью, потому что мама обкромсала волосы так, что стыдно выйти. Да и нам теперь надо найти, где жить.
— Свет, только если ты тоже, — вдруг выставила ультиматум Юлька.
Я не хотела «тоже». Я могла и так — сама ножницами ночью подровняла бы, да и ладно. Волосы отрастут, не зубы, повторяла я себе.
