Оборотень - страница 28



Витя не помнил наизусть все, что он когда-либо сочинял. Но это стихотворение крепко врезалось ему в память. Никто, кроме Сережи, не знал, сколько боли он вложил туда в свое время. Он и сам не заметил, как сел рядом с Ирой и взял ее за руку. У него появилось жгучее желание написать что-нибудь и ей. Может быть. Может быть…

Было еще три четверостишия, где Витя касается трагедий каждого из товарищей. Но он ждал последние три. Кульминация его стихотворения. Куда он действительно вписал свой крик души:

Сидят товарищи на темной мостовой
И говорят друг другу о проблемах.
Но над судьбой они близки к победе волевой,
И им не оказаться в темных стенах.
Они друзья, им не страшны невзгоды.
И не боятся никаких проблем.
И вместе им нет дел до непогоды,
Не существует грустных тем.
Вопрос в другом, доколе, дамы дорогие?
Когда вы перестанете нас убивать?
Проходят в горе годы молодые,
А вам на это наплевать…

Финал. Витя непроизвольно зажмурился на долю секунды. Впрочем, реакция аудитории его приятно удивила. Аплодисментов, конечно, не последовало, но, исходя из того, что все наперебой начали расхваливать гамму чувств, которые испытали от этого стихотворения, да и что вообще это чуть ли не самое печальные строки, которые доводилось слышать, Витя сделал вывод, что публика осталась довольна.

Но на самом деле его интересовала реакция лишь одного человека. Но Ира молчала. Она лишь просто с толикой грусти смотрела на него. Влюбленными ли глазами? Витя затруднялся ответить. Но в глубине души ему хотелось надеяться.


Сережа все же взял Катин номер. И даже Витины подсказки не потребовались. Чему тот был несказанно рад. Свахой Витя планировал становиться в последнюю очередь. В своей бы личной жизни для начала стоило разобраться. То, что происходило между ним и Ирой – это было безумие. Приятное безумие. Надолго ли? Тут определенных ответов не было. Но расставить все точки над i было нужно уже сегодня. Однако подходящий момент все никак не наставал.

Волк внутри рвал и метал. Требовал решительных действий. Но как тут можно было обсуждать что-то настолько личное, когда вокруг постоянно суетятся медсестры, и то и дело к кому-то приходят в гости родители. Понимала это, видимо, и Ира. После Сережиного ухода она была на редкость молчаливой. Витя даже начал опасаться, не случилось ли чего. Однако, мысленно послав себя в задницу с такими умозаключениями, Витя разумно решил дождаться вечера. Возможно даже время после официального отбоя.

Что, в общем-то, и случилось. Когда уже откровенно сонная дежурная медсестра прошлась по палатам и для виду загнала нерадивых подростков по койкам, Витя решил действовать. Аккуратно выглянув в коридор и удостоверившись, что медсестра преспокойненько сидит у себя в кабинете, тот прокрался в женскую палату, где, как и ожидалось, никто не спал.

– Ир… – неуверенно начал он. – Можно с тобой поговорить?

Та скромно улыбнулась и под довольный Катин взгляд вышла вместе с Витей в коридор.

– Я уже думала, что ты не зайдешь, – слегка смущенно сказала она.

– Ну, как же я… меня же завтра выписывают… – если бы нутро Вити умело говорить, то наверняка задало бы вопрос «Какого черта ты нас позоришь?». – Пойдем под крышу?

– Не, – засияла глазами Ира. – Есть вариант получше. Пойдем со мной.

Они вышли на лестничную клетку. Витя страшно волновался. Больничные стены словно начали сдавливать его голову, и создавалось ощущение, будто из каждого угла сейчас выскочит какая-нибудь врачиха и надает обоим по шапке. Однако все было тихо.