– Можешь вставать. Сейчас открою, – сказал бородач в своей строгой манере.
Канни поднялся и радостно завилял хвостом. Ему было странно ощущать, что мастер испытывает к нему чувство страха, хотя и подавляет его, поскольку от него исходил запах и того и другого.
«Как меня можно бояться, ведь без него я никак не могу вернуться в человека?» – иногда думал он, насколько можно было думать в этом состоянии.
Звякнула цепь, дверь распахнулась, и мастер строго приказал:
– Давай на место. Ты знаешь, куда. Жди меня там.
Поджав хвост, Канни прошмыгнул мимо человека и отправился к двери в конце коридора. Она оказалась незапертой. Он толкнул её головой и зашёл в это таинственное, лишенное какого-либо проблеска света помещение.
Однако ему не нужен был свет для ориентации. Его нюх сообщал ему все подробности того, что было внутри; размеры помещения, которое было самым большим в этом доме, все его содержимое, включая каждый предмет мебели, каждую фигурку на полках или в специально сделанных для этого нишах, каждый рисунок, на стене, или на потолке, или на полу, и то самое изображение, в центр которого он сейчас должен был сесть, ожидая и желая всем своим существом скорого избавления от волчьей природы.
* * *
Комары кусались нещадно. Лера очень скоро поняла, что ни о каком сне не может быть и речи. Она только и делала, что шлепала себя по всем частям тела, стараясь уничтожишь навязчивых насекомых.
– Интересно, на что я буду похожа завтра утром?
Брат хмыкнул.
– Думаю, что после такой ночи, утро тебе покажется счастливым избавлением при любом раскладе.
– Да, уж. Это точно. Как получилось, что мы так увлеклись?
– Мы же это уже обсуждали. Что толку сейчас об этом говорить? Найти бы дорогу домой.
– Но ведь, это была твоя обязанность, ставить зарубки на деревьях?
– И что? Я ставил. А потом…: «Ой, Андрюшка! Посмотри, какие красивенькие! Помоги мне их скорее собрать. А вон, ещё полянка!» …Ну, увлёкся. Теперь будем меня за все винить?
– Ладно, все. Проехали. Ой! Как больно! Вот ведь, зараза! Надо же было так укусить.
– Это, чтобы ты на меня не ругалась.
– Я же вроде сказала, проехали.
Какое-то время они сидели молча, и в темноте были слышны только шлепки ладоней по обнаженным частям тела.
Через какое-то время взошедшая уже давно луна, видимо, вышла из-за тучи, и в её серебряном свете стало более-менее видно окружающую обстановку.
– Андрюш?
– А?
– А что, если мы так и не найдём дорогу домой?
– Ой, давай не будем, а.
– Хорошо, хорошо.
Она глубоко вздохнула.
– Я замёрзла.
– Я тоже. И что?
– Ничего. Это я так.
– Чай, не зима. Выдержим.
Где-то далеко прозвучал одинокий волчий вой.
Через какое-то время ещё один, но чуть выше тоном ответил ему, прорезав ночную тьму и пробежавшись неприятными мурашками по спине у девушки.
Она оглянулась вокруг, и вдруг ей показалось…
– Смотри, Андрей. Это что там такое?
– Что именно?
Она присмотрелась внимательнее.
– Вон там, смотри.
Он повернулся, глядя туда, куда она показывала.
– Странно. Действительно. Как будто что-то блестит.
– Не блестит, а горит. Это явно свет в окне.
– Да, ладно!
– Я тебе говорю.
– Что, у тебя зрение лучше, чем у меня?
– Не знаю.
Он какое-то время внимательно смотрел в том направлении, а затем резко отстегнул ремень, и стал спускаться вниз.
– Андре-е-й?!
– Слезаем! – скомандовал он тоном, не терпящим возражений.
* * *
Мастер зашёл внутрь, и все изображения на стенах, на полу и на потолке, как бы в ответ на его присутствие, ожили, начав излучать тусклый фосфорический свет. Канни тут же ощутил исходящий от рисунков уже знакомый горьковатый запах.
