Оборотни Сиэтла, или Обитель соблазнов - страница 31
Два дня провалялся в отключке. Когда пришёл в себя в загородном доме тёти Коры, кузины отца, то она сообщила, что родителей не стало. Я это понял ещё в момент, когда увидел Марцио. Будь отец жив, он бы не дал сукину сыну и шага ступить по нашей земле. На вопрос, где мой брат, Кора потупила глаза. Я почувствовал, как во рту разлилась горечь. Нет, не может быть. Я не мог его потерять. Только не его. Прислушался к ощущениям и уловил не свои эмоции. Почти неслышные, как если бы пытался распознать шёпот в грохоте ночного клуба.
Но я распознал. Бес жив.
Я вопросительно посмотрел на тётю. Она, немного подумав, сказала, чтобы я одевался и ждал её на улице.
Тело тогда еле слушалось меня. Болело всё, ныла каждая клетка. Но благодаря регенерации и колдовству Церси, нашей ведьмы из прайда, я вполне мог передвигаться и даже выглядел не так дерьмово, как себя чувствовал.
Кора привезла меня в родительский дом. Здесь уже не было трупов, только кровь. И пятеро наших ребят, патрулирующих территорию. Я почуял неладное. Зачем она привезла меня сюда? Только если...
— Я не знаю, что делать, — обречённо сказала Кора, когда мы вошли в дом. — Может, у тебя что-то получится.
Я не понял, что она имела в виду под «что-то получится». Всё пытался разобраться, какого хрена они не увезли брата из этого дома. Злость накалялась во мне подобно железу в горне. Ну, как это они оставили Беса здесь?
Кора привела меня к комнате отдыха.
— Он там, — кивнула она на чёртов «Девятый вал», и я остолбенел.
Смотрел на картину, как заворожённый, и не мог пошевелиться. Бес действительно был там. Я слышал его слабое дыхание, учащенный пульс... И не понимал, почему он не выходит.
Кора легонько толкнула меня в плечо, и только тогда я пришёл в себя. Подошёл к картине, нажал кнопку, и та поднялась, являя дверцу.
— Бес, — позвал я, боясь повернуть ручку. Как идиот смотрел на преграду между нами и не догонял, почему так страшно её преодолеть. — Бес, это я.
Зачем уточнил? Конечно, он знал, что это я. Но, твою мать, всё равно не открывал. Кому-то из нас нужно было открыть эту дверь, и я решил, что это должен сделать я. Ведь я старший. Мне нельзя трусить. Мне нельзя, чтобы ему было страшно рядом со мной.
И я повернул ручку.
Бес забился в угол комнатки, свернулся клубочком возле сейфа, поджав худые ноги к груди. На нём была его любимая пижама с динозаврами. Я не видел его лица, только смотрел, как поднимаются плечи от размеренных вдохов. Попытался ещё раз определить, что он чувствует, но эмоции Беса как будто выкрутили на минимум.
— Эй, — я осторожно тронул его за руку, и Бес зарычал. Как львёнок. — Бес, ну всё. Слышишь? Всё закончилось.
Он зарычал громче.
— Пойдём домой, — сказал я и тут же осекся.
Бес вздрогнул. Ну, конечно. Дома у нас больше не было. Да только «дом» никогда не был для нас местом. «Дом» был людьми. Родителями, друзьями, нашим прайдом, но не сраным кирпичным фасадом. И «дом» сейчас ждал нас у тёти Коры. Ждал, как надежду рода. То, за что я так отчаянно цеплялся, когда уводил стаю от Беса.
— Так, ну всё, — я не выдержал, пролез в маленькое пространство. Дотянулся до ноги Беса и дёрнул его к себе. Бес завопил, забрыкался, но я сгреб его в охапку и прижал к груди. — Угомонись. Ну-ка хватит!
Бес взвизгнул, ударил меня по спине и затих. Обвил руками шею, засопел на ухо. Того и гляди, разревелся бы. Но он не ныл. Кряхтел, сопел, но не ныл. И очень крепко держал меня. Так могут держать только дети, которым очень страшно отпустить взрослого.