– И что теперь?
– А ничего. Через «месяца два» встретимся опять неведомо где.
– Ой, мне как-то не по себе, мама.
– Признаться, мне тоже. Да и ему видно не по себе от всего этого, хотя и говорит, что уже привык. Пытается привлечь меня, как психолога, для решения этих загадок природы.
– Ты хоть разузнала про него что-нибудь?
– Немного. Живёт в Камчатской. Пенсионер. Имеет «Жигули», а одна его знакомая при мне назвала его товарищем полковником. Судя по взглядам, которые она на него бросала, по женской части он малый не промах.
Затем я пересказала Даше наш разговор и его рассказ о Матрасе. Слушая его, даже в сокращённом варианте и моём исполнении, Даша хохотала,
– Мама, это же сюжет фильма. Овцы–людоеды и помидоры–убийцы отдыхают. «Матрас разбушевался», нет, лучше «Матрас–терминатор». Угореть. Фантазия у мужика работает.
– Похоже, что он говорил правду.
– Тогда ещё круче. Так и вижу титры – фильм снят на основе реальных событий! Надо будет рассказать Лизе и ребятам.
Мне, однако, было не очень весело. Скорее, я испытывала сочувствие к Родиону Алексеевичу. Всё хорошо в меру. Бедные страдают от недоедания, богатые от пресыщения. Приключения разнообразят жизнь, но постоянные приключения могут изрядно поднадоесть. Даша заметила моё настроение и посерьезнела.
– Родион Алексеевич просил помочь ему, а не смеяться над ним, – сказала я, и продолжила,
– Человек он, конечно, оригинальный, но и на записного враля не похож, да и на артиста тоже, хотя.… Это, наверное, от манеры разговора.
Большинство из нас говорит на нескольких русских языках – на работе на одном, дома на другом, в гостях на третьем и так далее. У Родиона Алексеевича это происходит более выражено, как-то механически, будто переключаются программы. Когда он говорит на общие темы, то шпарит без запинки, как по книге, словно лекцию читает. Вряд ли у него есть академическое высшее образование, скорее самообразование, но такого уровня, что он заткнёт за пояс многих обладателей дипломов. Когда он рассказывает о других, то речь его становится более живой. А когда начинает говорить о себе, то, как и всякий обычный человек начинает мямлить, мычать и употреблять слова–паразиты. Возможно, в запасе у него есть и другие диалекты. Вот это переключение и создаёт впечатление артистизма. Но это, наверное, только впечатление. Артисты ведь тоже переключаются, но делают это сознательно, намеренно, а для Алексея Петровича, похоже, это как дышать, естественный процесс.
– И с чувством юмора у него, того…, – вслух подумала я.
– Неужели отсутствует? – удивилась Даша.
– Этого нельзя утверждать, ирония в его рассказах присутствует, то есть чувство юмора имеется, но какое-то своеобразное, нестандартное. На что Даша резонно заметила,
– Вот это как раз понятно. Для мужа, возвращающегося из командировки, анекдоты про него не кажутся смешными.
– Возможно так, а возможно дело не в этом.
– Мама, не надо углубляться. Бог послал тебе твою противоположность, человека, с которым постоянно что-то происходит и случается, и как писатель, используй это. Вдруг и, правда, ещё встретитесь, так на всякий случай носи диктофон. Хочется услышать живой голос этого чуда природы, а то ведь можно заподозрить, что всё это выдумки.
Сумасшествие, наверное, действительно заразно. Несмотря на полную нелепость, я стала таскать с собой диктофон, и как оказалось, не зря.
