– Ну, шо рассказывать! – прогремел тот, кого звали Джоном. – О своём житье-бытье рассказуй!
Его бас гремел на всё помещение, хотя мужчина и не пытался кричать; это наверняка был его обычный голос.
Ким еле проглотил вязкую слюну, слегка кашлянул и сказал:
– Я тут один. Зовут меня Ким…
– Кто тебя так назвал? – вдруг спросил долговязый.
Ким не ожидал такого вопроса, поэтому несколько мгновений не знал, что ответить.
– Я… я не знаю… Я просто знаю, что меня зовут Ким. И всё.
По залу прокатился громогласный хохот здоровяка.
– Я просто знаю, что я Ким, и всё! – передразнил здоровяк.
– И всё, ага, этсамое! – поддакнул долговязый.
– А кто ещё знает, что ты Ким, а? – подмигивая, и с хитрецой спросил здоровяк.
– Да! – опять вклинился долговязый. – Кто ещё знает?
–Та заткнися же ты, ей-богу, а! Ты шо, попугай долбаный?!
Долговязый замолчал; он продолжал улыбаться из-под усов и таращился на Кима.
– Послушайте, – сказал Ким. – Давайте обсудим всё спокойно. Вы залезли…
– А мы и так спокойные, этсамое! Как танки, этсамое, едрёна-матрёна! Это ты почему-то дрожишь, как цуцик. Ты что замёрз? Или тебе страшно, этсамое?
– Я хочу узнать, кто вы такие и что вы здесь делаете. – Ким постарался сказать это как можно твёрже, хотя его голос так и норовил сорваться в самый неподходящий момент.
– Так, ладно, парень, – сказал здоровяк. – Пошли у низ и там побалакаем. Там я заметил стол со стулами. Присядем, пошушукаемся. Кстати, парень! Как там тебя… Ким! Говорят, у тебя есть лепёшки вкусные?
– Да! Да! Там лепёхи в хлебнице, этсамое! Вкуснюшшие, страсть! Больше, пока я ничего не нашёл.
Здоровяк Джонни посмотрел на Кима:
– Ну? Не хочешь угостить гостей гостинцем, а?
– Там, по-моему, ещё чай есть, этсамое!
– Заткни-ися! – с каким-то обречённым видом посмотрел на своего подельника Джон.
Ким вздохнул. Что ему оставалось делать? Не дать лепёшек? «Человек – самое опасное животное… Непредсказуемое…»
– Я принесу лепёшки, – сказал Ким. – А вы подождите меня здесь. Не ходите никуда больше.
– А что, нельзя, этсамое?
– Хорошо, хорошо, Ким, – ласково сказал здоровяк раскатистым басом. – Мы подождём тебя здесь, и ни-ку-да не уйдём! Неужели ты нас выгонишь на улицу, а?
– В такую-то погоду, этсамое! – добавил долговязый.
Ким не ответил; он медленно пошёл в кухню, не сводя глаз с непрошеных гостей. Подойдя к кухонной двери, он остановился. Взглянул ещё раз на них и пошёл к хлебнице.
На кухне был беспорядок. Хлебница была открыта, пара лепёшек валялась на полу, дверцы настенных шкафчиков тоже были распахнуты настежь; по столу, что стоял посреди кухни, были разбросаны спички, зажигалки, разлита вода; в мойке стояла раскрытая кастрюля. Ким заглянул в неё и увидел недоеденный суп и большую ложку, которая утонула в нём. «Этот Пухлый успел сожрать полкастрюли супа!» – отметил про себя молодой человек. Он посмотрел на улицу через окно: ливень лил, не переставая, дул ветер, по стеклу струились целые реки. Ничего не было видно. И где-то там – отец, который не знает, что в дом забрались… люди.
Ким вернулся к хлебнице; там стояла тарелка с лепёшками. Он вытащил её и понёс в коридор.
– Ну шо, пошли у низ, – заметив молодого человека, сказал здоровяк.
– Ага, пошли, этсамое! Жрать охота, едрёна-матрёна!
– Тебе б только жрать, Пухлый! Только и жрёшь, как свинья! Хрень стоеросовая!
– А чё, пожрать нельзя, чё ли? Я жрать хочу!
– Выведи ты наконец своих глистов! Или этого, как его… силитёра!
