Сцепив зубы, фельдфебель зажимал ее ладонью. Было видно, что он теряет сознание. Механик-водитель сделал самое разумное в этой ситуации. Круто развернув пятитонную машину, он погнал прочь от стреляющей ложбины.
В момент разворота невольно подставил пулеметный расчет. Одна из многих пуль, летевших в «Бюссинг», ударила в спину пулеметчика, второй успел нырнуть на дно десантного отсека.
В эти минуты командир разведки, старший сержант докладывал Морозову, тяжело переводя дыхание:
– Надо уходить в лес, товарищ лейтенант. Фрицы кругом, к Днепру не пробьемся. Место открытое, стреляют отовсюду.
Взводный, а теперь командир роты Федор Морозов понял ситуацию без лишних слов. Имея на руках полтора десятка раненых, лишенные тяжелого вооружения, люди были в этом овражке обречены на уничтожение.
Рота быстро уходила по расширявшейся ложбине в сторону леса. Хоронить погибших не было времени. На самодельных носилках по четыре человека несли тяжело раненных.
Группа бойцов во главе со снайпером Павлом Чередником прикрывала отход. Настрой у людей, несмотря на неудачное начало десантной операции, был приподнятый.
Не все идет, как надо. А если сказать прямо, получается полная путаница, смешались роты и батальоны, отсутствует связь. Неизвестно, что ждет их впереди. Но рота, сколоченная в бою, отступала в боевом порядке. Они прорвались через один и другой заслон, оставив позади не только тела своих погибших товарищей, но и трупы врагов. У многих висели на плечах трофейные автоматы и винтовки, несли пулемет.
– Шире шаг, – торопили людей сержанты.
– Боишься, что фрицы опомнятся? – отозвался один из десантников. – Вряд ли.
А сержант Чередник по прозвищу Зима, прицелившись, выстрелил в бронетранспортер, застывший на бугре. Расстояние было велико, больше километра. Пуля взбила фонтанчик сухой земли и, рикошетя, ушла в небо.
На этот одинокий выстрел никто не отреагировал. Механик с помощью других солдат грузил в десантный отсек тело обер-фельдфебеля.
Рана оказалась смертельной, он истек кровью. Всегда багровое, обветренное лицо словно усохло, сделалось безжизненно желтым. Рядом положили раненного в спину пулеметчика. Его зацепило крепко, и соседство с мертвецом нагоняло дурные мысли.
– Отодвиньте подальше, – попросил он.
– Лежи спокойно. Чего мертвых бояться?
– Рана кровоточит… гляньте. Вдруг тоже кровью истеку.
– Не капризничай, Курт. Это уж как Бог решит. Вон мотоциклистов обгорелых везут. Тем вообще не повезло.
Солдаты курили, поджидая мотоцикл. Прерывая затянувшееся молчание, автоматчик из молодняка бодро заметил:
– Мы русским тоже крепко врезали. Подумаешь, парашютисты, элита армии! Я посчитал, десятка полтора валяется, да еще в лесу сколько лежат.
– Тысячи, – насмешливо сказал солдат постарше. – Взял бы и посчитал их всех. Или не рискнул глубоко соваться? Они стрелять умеют.
– И мы не хуже, – храбрился молодой.
– Ты хоть не обделался? – с участием поинтересовался старый солдат. – Если штаны в дерьме, это ничего. Постираешь. Главное, личный номер не потерял и автомат.
– Я из него шесть магазинов выпустил.
– Поэтому русские и удрали.
Отделение невесело посмеялось, наблюдая за тяжело груженным «цундаппом», который медленно переваливался через кочки. Из-под брезента в коляске торчали две пары обгоревших сапог. Проклятая война! Когда она кончится…
