Когда столы были устроены, гости разошлись: мужчины за стол с выпивкой, девушки за стол со сладостями, устроенный прямо во дворе, благо погода стояла сухая, тёплая и солнечная, в предвестии бабьего лета на Рождество Богородицы, после которого Иван и хотел начать уроки в школе с немногими учениками, которых родители согласятся отдать в учение раньше.
Обед в гостях у старосты Иван провёл также, как и в прошлый раз: сельчане выпили водочки и разговорились о сельских новостях. Главной темой разговора были слухи из уезда о том, что царское правительство во главе со Столыпиным готовит какую-то земельную реформу, а что это будет за реформа, было неизвестно, и потому можно высказывать любые мысли по этому вопросу, щекотливому для крестьянского ума.
Батюшка Кирилл, выпив три-четыре чарки водки, раскраснелся и назидательным тоном, которым читал проповеди в церкви, вещал весьма уверенно: – Государь наш батюшка, в неустанной заботе о своих подданных, озаботился земельным устройством и поручил правительству подготовить реформу, наподобие отмены крепостного права, что провёл его дед царь-освободитель Александр Второй.
Теперь очередь дошла и землю освободить для исконных земледельцев, чтобы не пустовала и по справедливости. А устроить это можно, лишь передачей части государственной земли в ведение общин – так, я думаю, будет и справедливо и по-божески. Нельзя же, в самом деле, землю у помещиков отобрать и отдать крестьянам в наделы, как французы-лягушатники это сделали в свою революцию. Не надо нам таких революций и потрясений, – закончил отец Кирилл и, выпив очередную чарку водки, закусил хрустящим солёным огурцом.
– Мне старшина наш, Акинфий Иванович, как-то говорил, – возразил староста попу, – что в нашем уезде на три тысячи помещиков приходится триста тысяч десятин земли в их собственности, а на сто тысяч с лишним крестьян с детьми и жёнами приходится сто пятьдесят тысяч десятин надельной земли сельских общин: это старшина в уезде у заезжего грамотея-землемера узнал. Вот и получается, что на помещика приходится сто десятин земли, а на крестьянина лишь полторы, включая леса, неудобья и прочие пустыри. Ну и как крестьянам прикажете кормиться с этой земли? Да и народ всё плодится и плодится.
Вон в нашем селе за 15 лет чуть ли не наполовину жителей прибавилось, а земли не прибавилось ни единой десятины в нашей общине. Вот народ и ропщет, и в прошлом годе в смуту у многих помещиков усадьбы пожгли. Но думаю, государственные люди правильно решат земельный вопрос: чтобы бунтов не было, и чтобы землицы крестьянам добавить, но и помещиков-владельцев не обидеть. Надо, мне кажется, казне эту землю выкупать у помещиков и отдавать крестьянам бесплатно, – закончил староста и сам удивился своей выдумке.
– Нет, в ваших домыслах ни золотника истины, – возразил урядник на слова старосты. – Ни царь своей земли не отдаст, за просто так, ни казна выкупать помещичью землю не будет – на это никаких денег в казне не хватит.
Будет министр Столыпин надельную землю общин меж крестьян делить и делать из крестьянских дворов маленьких помещиков, которые смогут со своим наделом делать что хочется: паши и сей, а не нравится, продай соседу, у которого есть деньги, или возьми под залог земли деньги в специальном земельном банке, который надумали учредить, и на эти деньги хозяйствуй на земле, но если не отдашь ссуду, то землю заберут за долги. Об этом мне в уезде наш уездный земской начальник говорил, а ему из губернии тот слух принесли, – закончил урядник своё сообщение в полной тишине.
