- Отдашь. Твое здоровье.
Девчонка проглотила коньяк залпом, одним огромным глотком и сразу же задохнулась, закашлялась: рухнув в желудок, спиртное обожгло ее похлеще цепь-порчи. Мартин похлопал ее по спине и произнес:
- Вот молодец, а говорила, что не пьешь. Давай-ка вторую, ну-ка, быстренько.
Бармен, повинуясь его жесту, мигом подогнал закуску. Вторая, да еще в сопровождении буженины, пошла легче, в глазах ведьмы появился блеск, а на щеках вспыхнули пятна румянца.
- Спасибо, - сказала она. Мартин вопросительно поднял бровь, и Эльза поспешила объяснить: - За то, что разбили тому парню нос.
Мартин подумал, что это было удовольствием. Темным глухим удовольствием.
- Я ему разбил смартфон, - сказал он, обновляя свой бокал. С девчонки пока хватит, не хватало ему еще ведьм на полных развезях. – Нос-то свой, бесплатно достался. А смартфон – в кредит, еще платить и платить.
- Спасибо, - повторила Эльза. – За меня еще никто не заступался.
Мартин ухмыльнулся. Ну еще бы.
- Ты сама-то откуда? – спросил он.
- Поселок Шахты, - откликнулась Эльза. Коньяк помог: теперь она держалась гораздо свободнее, по телу разливалось приятное тепло, и мир постепенно становился дружелюбным. – Приехала учиться, а оказалось, что надо выписку из домовой книги. А ее только лично в руки дают, ну я и обратно…
Мартин плеснул коньяка на дно бокала и завернул крышку. Пока хватит.
- Позвоним завтра в твои Шахты, - сказал он. – Сами пришлют, еще и с поклоном.
Девчонка посмотрела на него с изумленной надеждой. В прежде испуганных глазах теперь плясали янтарные хмельные бесенята.
- Правда? – спросила она. Похоже, ей вовсе не хотелось отправляться в родные пенаты.
- Правда, - осушив бокал, Мартин поднялся и произнес: - Пойдем, пиджак отдашь.
***
Коридорчик на третьем этаже был пуст и темен: маленькая лампа на стойке дежурной по этажу, не могла развеять мрак. Дежурная куда-то ушла, и Эльза открыла ящик на стене и сняла ключ с крючка.
- Номер сорок два, - промолвила она, и ее ощутимо качнуло. Мартин подхватил ее под руку, не давая упасть. Эльза пила спиртное только один раз в жизни – водку на похоронах родителей – и тогда состояние опьянения ей показалось отвратительным. А сейчас было хорошо. Тело наполнилось щекочущим теплом, и почему-то Эльзе стало весело. К веселью приплелось странное томление. Ей казалось, что между ног у нее возник крошечный горячий шарик, он пульсировал и дрожал, и Эльзе очень хотелось накрыть его ладонью.
Ее номер располагался в самом конце коридора, в полной темноте. Эльза сумела нашарить замочную скважину и вставить в нее ключ – в ту же минуту инквизитор, который молча шел следом, властно развернул ее к себе и прижал к стене. Эльза торопливо ответила на его поцелуй, чувствуя, как ее захлестывает растерянность и страх. Она целовалась впервые в жизни, целовалась с инквизитором, и это было ужасным и неправильным. Но сладкая истома уже окутывала тело, и Эльза, молясь о том, чтобы все кончилось, всем сердцем хотела, чтоб Мартин не останавливался. У него были сухие прохладные губы, а ладони, которые скользнули под футболку, оказались неожиданно горячими, и Эльза вздрогнула, прижавшись к нему сильнее.
Эльза не запомнила, как они вошли в номер – она вдруг обнаружила, что лежит на кровати, а Мартин уселся между ее бесстыдно раскинутыми ногами, неторопливо расстегивал пуговицы на рубашке и смотрел на нее тяжелым заинтересованным взглядом. Эльзе вдруг показалось, что так энтомолог будет рассматривать бабочку, нанизанную на булавку.
