Кое-как договорился с собой и лег спать. Ночью, как и десятки ночей до этого, меня мучили неясные образы, вызывающие тяжесть в паху. Ее запах, ее смех, нежные прикосновения… Утром встал разбитым и перевозбужденным. Раньше было нелегко уезжать от нее в командировки, но быть рядом и не иметь возможности заняться любовью – настоящий кошмар, как оказалось.
Привел себя в чувства и спустился в кухню. Милена болтала ногой, присев на краешек высокого стула и что-то ела с вилки, которую держал Хэнк. Милое общение этих двоих начинало существенно утомлять, но я ведь решил быть чрезвычайно приятным соседом. Поэтому вежливо поздоровался, спросил как дела, как она себя чувствует.
- Доброе утро. Все хорошо, - даже не взглянула на меня, продолжая что-то уплетать из тарелки Хэнка.
Достал из холодильника что-то себе на завтрак. Вкуса особо не почувствовал, зато почувствовал себя третьим лишним здесь. А еще смог наконец-то рассмотреть Милену как следует, пока на меня не обращают внимания. И правда сильно похудела, даже черты лица заострились. Волосы теперь едва прикрывают шею и стали совсем прямыми. Косметики ноль, как и вчера. Джинсы и объемный свитер. Так она больше похожа на студентку, чем на взрослую женщину. Совсем другая Милена, и этой новенькой я, похоже, абсолютно не интересен. Безумно хочется посмотреть и на животик не скрытый столом и кофтой, но, думаю, такая возможность мне точно не скоро представится.
Погрузиться в отчаяние не дал Хэнк. Он быстро доел и позвал меня работать. Так дни побежали один за другим. Я работал, словно проклятый: возился с техникой, вел переговоры с поставщиками, удаленно контролировал другие проекты. Оказывается, в директорском кресле отвык от подобного, хотя когда-то начинал именно так. Размяк, привык к работе в кабинете с лэптопом и документами. Сейчас даже физически мне безумно тяжело: по десять-двенадцать часов ежедневно, физически тяжелый труд и огромная ответственность за наше с Миленой будущее. Если, конечно, она меня возьмет в него.
Несмотря на сильную загруженность, каждый день я возвращался в дом на пару часов, чтобы приготовить для Милены что-нибудь вкусное на ужин. К счастью, в этом плане ее пристрастия не сильно изменились. Хэнк даже как-то одобрительно высказался на эту тему - мол, здорово, что я приехал. Иначе она так бы и сидела вечно голодная. Не знаю, как мне это удалось – я просто готовил по памяти то, что ей раньше нравилось. Готовил и уезжал, она в это время работала в офисе. Виделись мы обычно и вовсе лишь раз в день – утром, за завтраком. Мне категорически не хватало этого, но позволить себе сидеть в офисе рядом с ней я не могу.
Вообще оказалось, что я теперь не могу многого. Потерял не только бизнес и деньги, но и все возможности, что давали связи семьи. Помогать мне никто не хотел под страхом ссоры с отцом. И я понимал такую реакцию и даже не обижался на тех, кто вчера всеми силами пытался заинтересовать меня в сотрудничестве.
Понимая, что скоро могут понадобиться деньги на обустройство нашей жизни с малышом в Лос-Анджелесе, я выставил пекарню на продажу. Денег она приносила немного, а расширяться некуда. Зато вырученного хватит на длительную аренду приличного дома в пригороде. Того дома, куда привезу Милену, едва близость к клинике станет необходимой. Это я решил несколько дней назад, и отвертеться ей не удастся. Уверен, она прекрасно понимает ответственность за собственное здоровье и благополучие малыша, и не станет спорить, что ранчо – не лучшее место для родов.
