Смеётся. Обрывается. Нарочито серьёзнеет, облекаясь ответственностью.
Бригадир:
Давай, нажимай, Александр Николаич. А я, и правда, устал, посплю. Я умею спать по стойке «смирно!»
9-30. Инт. Клиника/кабинет профессора. День.
(Вера, Белозерский.)
Вера и Белозерский рассматривают пластину со снимком черепа Бригадира.
Белозерский:
Гигантское новообразование правой половины и основания черепа.
Вера:
Без признаков нарушения функций мозга.
Белозерский:
И что мы будем делать?
Вера:
Ничего.
Вера идёт к столу, садится, кладёт снимок на стол, приклеивает к снимку в правом нижнем углу бумажную карточку, пишет: Матвею Макаровичу Громову от главы клиники Святого Георгия с благодарностью за помощь в техническом обслуживании аппарата Рентгена-Попова. Белозерский в растерянности, удивлён спокойствию Веры.
Белозерский:
Как ничего?! Уже в тысячу восемьсот сорок четвёртом году профессор Харьковского университета Тито Ванцетти удалил подобную опухоль…
Вера:
(не отрываясь от подписывания)…И больной скончался на тридцать вторые сутки от инфекционных осложнений.
Белозерский:
Но асептика и антисептика с тех пор значительно продвинулись! И уже накоплен опыт…
Вера заканчивает писать, поставив размашистую подпись; смотрит на Белозерского строго, перебивает его тираду:
Вера:
Старший ординатор Белозерский!
Он уставился на Веру. Её задача – отвлечь его сейчас от понесшейся скачки идей. Она, помахав снимком:
Вера:
Матвей Громов – живой человек. А не полигон для наших с тобой изысканий. У него семья. И если бы твой глаз не был так пытлив, и не заметил разницу зрачков при реакции на свет… Бог знает, сколько он живёт с этой опухолью. И бог ещё знает, сколько проживёт.
Белозерский:
Но как же…
Вера:
Вот если мы полезем с пилой ему в башку – он скорее всего умрёт!
Белозерский:
Но почему же…
Вера:
И мы даже говорить ему ничего не станем!
Белозерский:
(в отчаянии) Но зачем же мы знаем?! К чему все эти чудесные аппараты, если мы ничем не можем помочь?! Как же: мы даже не попытаемся?!
Вера:
Саша…
Вера встаёт из-за стола, берёт снимок, подходит к Белозерскому, ласково берёт его за плечо:
Вера:
Даже если мы ему скажем – нужно его согласие на операцию. А он откажется. И будет жить, зная. Не веря – но уже зная. И нет хуже мук сомнения. Сомнения – единственный дар знания. Оставим ему его веру. Веря в то, что здоров, наш славный Матвей проживёт ещё достаточно. Отнеси ему.
Белозерский механически принимает снимок, пробегает подпись Веры. Поднимает на неё всё ещё растерянный взгляд.
Белозерский:
Но зачем тогда всё это?! Зачем нам знать, если мы ничего не можем сделать?!
Вера усмехается. Смотрит на Белозерского.
Вера:
Когда Адам проглотил оскомину от яблока с древа познания, первое, что он сделал – уставился на Еву примерно с таким же выражением и задал ей тот же вопрос.
Белозерский спрашивает совершенно серьёзно:
Белозерский:
И что она ответила?
Вера:
Она ответила: «Я только предложила. Ты мог отказаться».
Вера идёт за стол, давая понять: свободен.
Белозерский:
Но я не отказался!
Вера смотрит на него, изображая Еву, в меру шутливо, в меру – грозно:
Вера:
За своё решение я расплачиваюсь тем, что в муках рожаю детей. (Намекая на произошедшее сегодня) НЕ рожаю – в ещё больших! И ты смеешь ко мне лезть с непереваренным яблоком?! Пошёл вон!
9-31. Нат. Клиника/задний двор. День.
(Бригадир, Георгий, Госпитальный Извозчик, Белозерский.)
Госпитальный Извозчик и Бригадир разговаривают. Георгий на ступеньках курит, потирая бедро. Усмехается иным словам Извозчика – тот, хоть и типа занят беседой, – однако всё отмечает.
