Я столько лет не вспоминала о Гретхен. Если мне вдруг попадался репортаж о ее компании, я всегда отводила глаза. Я условилась сама с собой: не ворошить прошлое, раз у меня есть девочки, Хэмиш и вся эта новая жизнь. Вот только у меня все это отняли, и больше ничего не осталось.
Я обвела взглядом прихожую и после стольких лет сама не понимала, как я тут оказалась. Я встала – ноги затекли, в ступнях закололо, и вдруг я оказалась у двери под лестницей, ведущей в подвал.
Тут-то я и услышала, что кто-то топчется у двери. На секунду я подумала, что призвала Гретхен Тайглер.
– Есть кто? – Голос был мужской, приглушенный массивной дверью. – Анна, ты там? Я слышу радио.
На этой стадии я уже с трудом могла поднять глаза на дверь. Думала, слепну совсем. А смысл? – все повторяла я про себя. Какой вообще смысл? Не редкость, что, когда я впадаю в тоску, все ужасы прошлого всплывают и накрывают меня с головой. Голос с улицы кольнул меня, как булавочным лучиком света. В детстве я верила, что звезды – это дырочки от булавки и в них просачивается сияние небесного рая. Таким же лучиком почудился мне этот голос. Мимолетное виденье недосягаемого царства света за пределами моих бедствий и смерти Леона.
– Анна? Это Фин, муж Эстелль. Можешь меня впустить? На улице вообще-то прохладно.
Фин Коэн поднял крышку почтового ящика. Заглянул и увидел меня. Я обернулась, и глаза наши встретились. Ему, похоже, пришлось стать на колени.
– Анна? Выглядишь не очень. Дверь-то не хочешь открыть?
Но я как язык проглотила.
Фин убрал пальцы. Дверка ящика на металлической скрипучей пружине сорвалась, как нож гильотины. Лязг прокатился дребезжащим эхом по прихожей и взметнулся по лестнице, загудев по каменному полу, и я уже не понимала, правда слышу эхо или мне уже кажется.
На миг я с ужасом подумала, что Фин может взять и уйти. Я точно знала, куда ноги меня понесут, стоит ему меня тут бросить.
Но он меня не бросил. А снова открыл крышку ящика и посмотрел на меня. Он ничего не просил. И ничего не делал. Просто сидел там.
Гретхен Тайглер все опять сошло с рук. Теперь с Леоном. Как это могло повториться? Как часто она такое проворачивает? Смотря в глаза, заглядывающие через щелку, я видела целую тысячу глаз, бесчисленные человеческие обломки, оставшиеся после Гретхен. А за спиной у них – всех привратников, ей помогавших, юристов, составлявших договоры о неразглашении, журналистов, не задавших нужные вопросы, полицейских, уловивших намек.
Я вытащила телефон из лифа и нажала на паузу. Оглянулась и увидела, что Фин так и сидит и сверлит меня взглядом:
– Ты в порядке?
– ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УХОДИ.
Он моргнул.
– Я и не ухожу.
Ноги у меня занемели. В ступнях покалывало, и порез на голени саднил.
Почтовый ящик захлопнулся, и, через силу отшатнувшись от двери в подвал, я на своих дряхлеющих ногах поплелась вверх по лестнице.
Штаны, паспорт, наличка.
Я переоделась из заляпанной засохшей кровью пижамы в брюки с рубашкой, схватила дорогущее кожаное пальто, которое вечно откладывала до лучшей погоды, и ключи от машины Хэмиша.
Хэмиш думает, что я не умею водить, что я боюсь идти учиться. Думает, это моя очередная фобия, одна из многих других. Разумеется, водить я умею, я просто не могла использовать свои права, ведь они были на имя той, кто числится пропавшей без вести и считается умершей, но это другая история.
Не поднимая глаз, я в потемках спустилась по лестнице и сгребла с полу деньги на расселение, разлетевшиеся по всей прихожей, попутно рассовывая их по карманам. Меня так сильно тянуло к подвалу, что я решила ускориться и под конец почти бегом бежала к входной двери. Я с размаху распахнула дверь и умудрилась напугать не только Фина, но и Претчу.
