Денис все сводит к шутке, к тому, что братья иногда стучатся лбами просто так, без особого повода. Женщина снова что-то выкрикивает. Ее слова разобрать тяжелее, потому что она говорит на повышенных тонах.
Господи, почему я вообще интересуюсь скандалом в их семействе?
Мысленно одергиваю себя и с досады до боли прикусываю ноготь большого пальца.
В груди до сих пор тепло от воспоминаний о Сашином поцелуе. Это было так… нежно и сочно, сладко и глубоко. Его недвусмысленные покусывания моих губ, легкий стон, когда я подалась на ласку и приоткрыла рот, впуская язык. Мы дышали одним воздухом, были одним целым.
Пока не появился Денис.
Я почти плачу, потому что этот человек явно намеревается испортить и эти выходные тоже.
Или это его ответ моему нежеланию следовать тем трем нахальным правилам?
От бессилия и полного отсутствия хотя бы намека на план, как избавится от этой непрошенной опеки, заваливаюсь на заднее сиденье, закрываю лицо рукой, которую тут же одергиваю и поднимаю на уровень глаз.
Такое невозможно, но мне кажется, что прямо здесь, на запястье, в мою кожу навсегда впечатались следы пальцев Дениса. Что он каким-то образом заклеймил меня своей собственностью. И что все попытки противостоять этому желанию – всего лишь бег по кругу на коротком поводке, который Ван дер Мейер надежно держит в своих руках.
И чем больше я думаю об этом, тем сильнее хочу еще раз его ударить.
А потом наброситься и поцеловать до крови с губ.
— Соня! – Мамин голос ледяным отрезвляющим душем действует на мою воспаленную больную голову. – Мне нужна твоя помощь!
Большую часть дня я провожу рядом с ней: сначала мы вместе готовим закуски, потом подготавливаем мясо и рыбу, чтобы отец вечером приготовил все это на гриле для долгих посиделок с гостями. Во второй половине дня наша компания становится больше на трех человек: приезжает мой крестный со своей женой и дочкой. Мила на три года старше меня, но ведет себя так, словно наша разница в возрасте больше десяти лет. Сразу начинает лезть с советами, предлагает повести к мастеру, который приведет в порядок мои волосы.
— Если ты считаешь, что твои волосы сейчас в порядке, - не отрываясь от нарезания салата, говорит мама, - то у меня для тебя плохие новости, девочка. Или сейчас в моде превращать волосы в старые шнурки?
У Милы прическа «африканские косички» - и она искренне считает, что только так женщина выглядит независимой и сильной, а не отыгрывает роль привлекательного для мужчин куска мяса. Забавно, что она проповедует феминизм (пусть и не в самой радикальной форме), но при этом полностью зависит от отцовских денег.
Впрочем, как и я.
И это вторая по величине проблема, над которой я ломаю голову, потому что давно хочу устроиться куда-то хоть на пару часов в день, чтобы хоть немного зарабатывать самой. Когда я говорю об этом матери, она хмурится и предлагает вспомнить, что мне еще два года учиться и что, если у меня так много свободного времени, что я могу дополнительно еще и торчать в каком-то офисе, значит, я плохо учусь, потому что она в мои годы не выкисала из библиотек, брала дополнительные занятия и приходила домой только чтобы поспать.
Около шести, когда мы почти заканчиваем с делами, на кухне появляется жена Дениса, автоматически вызывая у меня острый прилив стыда за те его слова и условия. А еще за мои сны и мысли о ее муже, которых не должно быть в голове порядочной девушки. Но что-то не дает мне уйти. Какое-то извращенное женское любопытство заставляет чуть не силой отобрать у матери нож и взяться за нарезку ржаных булочек для канапе.
