(Да она и в этой жизни к ней принадлежит! По гороскопу Львица и Тигрица. Кошка в квадрате.)
В одиннадцатом часу вернулся сын и сразу же набросился на еду. В его четырнадцать лет всё время хочется есть. Утолив голод, Митька положил передо мной составленную им самолично анкету. Она называлась «Хорошая ли вы мама?» и выглядела примерно так:
Если ваш ребёнок пристаёт к вам с глупыми вопросами, вы:
говорите, что устали от его трескотни;
предлагаете ему прочесть свою последнюю статью;
кричите, что лишены возможности посмотреть свой любимый фильм.
Если ваш ребёнок не купил хлеба и забыл вынести мусор, вы:
делаете это за него, ворча, что никому ничего нельзя поручить;
не даёте ему денег на карманные расходы;
надеваете ему на голову кастрюлю и колотите по ней половником…
– Дима, я плохая мать? – спросила я огорчённо, проглядев анкету.
– Почему – плохая? Вовсе нет.
– Но ты же зачем-то составил эту анкету. Я редко бываю дома, мало уделяю тебе внимания, да?
– Да нет, это я так, хохмы ради, – сказал Димка, который, будучи крайне дипломатичным мальчиком, не любил никого обижать. Но я поняла, что ему действительно не хватает общения со мной.
Мы посмотрели с Митькой какой-то пустой боевичок по телевизору и около одиннадцати разошлись по койкам. Мне не спалось. Стоило закрыть глаза, как возникала картина. Светловолосая девушка в бежевой куртке идёт по коридору. Она не бежала, не кричала – просто шла, покачиваясь и слегка пританцовывая, и была сильно пьяна… Потом балкончик на пожарной лестнице… Девушка курит… Мужчина, невысокого роста, тёмноволосый, носатый, его имя начинается с буквы «А»…
Лицо вырисовывалось всё яснее, ещё немного, и изображение стало бы совершенно чётким… Я вскочила и вышла на кухню. Я не хотела этого видеть и знать! Включила свет и снова принялась раскладывать пасьянсы, пытаясь оградиться от навязчивых видений. В голове возникали отрывочные фразы, которые постепенно складывались в стихи. В отличие от пасьянса они, кажется, получились.
Как причудливо карты легли!
Но пасьянс мой ещё не разложен.
Загадаю о вечной любви,
Только этот расклад невозможен.
Что за карта, сплошные кресты!
С этой мастью не светит удача.
И закрыли мне дамы ходы,
Королей своих ревностно пряча.
Со своею поспорю судьбой,
Раз уж выдался вечер свободный.
И не нужен король мне чужой —
У меня в рукаве благородный.
Разложу по мастям всех рядком,
А не выёдет – попробую снова.
Из-за пиковой дамы тайком
Подмигнул мне красавец бубновый…
Заснуть мне удалось только под утро. Это был не лучший день в моей жизни. И хуже всего было то, что я почему-то была уверена: странная история с убийством девушки на этом для меня не окончится.
Все, кто хотел выразить своё возмущение моими статьями, опубликованными в субботнем номере, в понедельник утром уже поджидали за дверью кабинета, и я натыкалась на них, едва выходила после планёрки в приёмную. С выражениями благодарности обычно никто не спешит, и, едва завидев первых посетителей, я сразу понимала: предстоит неприятный разговор.
Лицо этого мужчины сразу показалось мне знакомым. Скорее даже, не лицо, а осанка, манера двигаться величаво, с достоинством и говорить так же. Он стоял очень прямо, в дорогом пальто и со сложенной газетой в руках. С нашей газетой.
– Вы – Дарья Леденёва? – удостоверился мужчина и прошёл вслед за мной в кабинет. – Я хотел бы переговорить с вами по поводу вашего материала «Врачи просто ждали её смерти. И дождались».
