Мать не нашлась, что ответить. Ничего из того, что она скажет, не убедит и не успокоит его. Очень жаль, не глупый же парень. Один и тот же разговор в разных вариациях повторялся регулярно и безрезультатно. Она смотрела в пустые глаза сына, не вникая, следила за его артикуляцией.
– Мам, ты меня слушаешь?
– Конечно.
– Я говорю, сорок тысяч! А толку? Помнишь Пашу из моего класса? Круглый весь такой. Вот устроился чувак! Представляешь? Отслужил в армии, помыкался и поступил в милицию, в ППС, и уже купил белую «бэху трешку» с автоматом. За два с небольшим года службы, причем без высшего образования. Заметь, новую! Женился, ребенок у него, живет в свое удовольствие, девочек приглашает на съемную квартиру. Говорит, через пару лет будет и дача. Всего двадцать пять парню, а так высоко поднялся. Вот кто счастливый! Везет же!
– Там теперь хорошо платить стали? – рассеянно уточнила Анна Вениаминовна.
– «Платить», – высокомерно передразнил мать Эдуард. – Хачей трясет на рынке, они и платят хорошо. Они с коллегами обложили рынок около «Авроры», где строительные материалы и продукты. А чего? Работа непыльная, ксива есть, при оружии и с дубиной. Еще у него есть проекты. Власть – это сила! Ксива всегда прокормит, – его глаза блеснули алчным огнем недавно обретенной мудрости. – Заметь, никакого образования не нужно, а мужик при деньгах. Младший сержант уже, нормально устроился! Отлично даже!
– Нормально? – печально переспросила Анна Вениаминовна. – Людей грабить – это, по-твоему, нормально?
– Каких людей, это же черные! – искренне изумился сын маминой наивности. – Жируют на нашей земле, так пусть и платят. А не нравится – никто их сюда не звал и не держит тут. Родина их всех ждет домой. Пусть мотают обратно в горы, в аулы и там строят счастливую жизнь по собственным правилам.
Он отодвинул тарелку, поднялся и поцеловал мать в щеку.
– Ладно, извини, мамочка. Вечером обязательно договорим, тема интересная. Пора мне на работу, сегодня еще три или четыре адреса. Пойду любить этих списанных, но не утилизированных людей.
– Ты папе звонил? Ему в воскресенье пятьдесят.
– Он сам звонил, приглашал в гости, но я не хочу ехать, – на лице сына отразилась внутренняя борьба любопытства с преданностью. – После всего, что он сделал.
– А ты съезди все-таки. Сейчас он как будто не пьет.
– Я подумаю. Да, кстати, у нас сегодня после работы мероприятие, день рождения сотрудницы, так что я задержусь. Ты не волнуйся. Спасибо за завтрак и хорошего тебя дня.
Когда захлопнулась входная дверь, Анна Вениаминовна тяжело вздохнула и медленно подошла к окну. Высокий, коренастый Эдик, перехваченный ремнем портфеля через туловище, бодро удалялся в сторону проспекта по расчищенной от снега дорожке. По традиции на углу он развернулся на сто восемьдесят градусов и помахал маме рукой. Что в его голове? Когда Эдик был маленьким, мать практически всегда знала, чем живет ее сын, что давало ощущение спокойствия и уверенности. Теперь все поменялось.
Она помахала сыну в ответ и подумала: «Каждый прожитый день – как песчинка, падающая из верхней емкости песочных часов в нижнюю. Смотришь, как она пролетает и шлепается на горку других песчинок – прожитых ранее и давно забытых дней, и не можешь угадать, сколько же их там сверху еще осталось, Бог даст – много, а иногда надеешься, что эта была последней».
Робкое, восприимчивое материнское сердце замирало в ожидании чего-то плохого, надвигающегося на ее сына. Чего-то, что нельзя не заметить и невозможно отвести, когда остается только закрыть глаза, молиться, надеяться и ожидать каждый миг последнего удара. Как человек, стоящий на пути цунами, огромной волны весом в миллионы тонн, понимает неизбежность страшной гибели через несколько секунд.
