Хотя, надо сказать, слава у «Розы» была и правда дурной – говорили, что это обитель продажных женщин и дешёвого алкоголя, пристанище беженцев и мигрантов, торгующих морфием, и много чего ещё…
Ну, а в остальном – приятное местечко с живой музыкой и своим садиком кустовых роз на заднем дворе.
Подытожив все свои размышления насчёт роз и прочих клумбовых растений, на которые, оказывается, всё это время мистер Лидс пялился пустым взглядом, погрузившись в себя, он пришёл к выводу, что иного выхода нет. Совсем.
Этим вечером он пойдёт туда. Нужно договориться о паре выступлений. Это – последний шанс, который отделяет его от холодных, продуваемых всеми ветрами Атлантики улиц Филадельфии.
5
Заведение открывалось в девять часов вечера. В 21:02 на его пороге уже стоял мужчина в чёрном пальто и со странной сумкой за спиной.
В этой потрёпанной сумке, конечно, находился старенький саксофон, который музыкант купил ещё лет пять назад на местной барахолке. Любой дурак сказал бы, что это не более, чем хлам, ведь на барахолках лишь его и продают, разве нет?
Мистер Лидс дураком не был. Именно поэтому он знал, что в таких местах можно купить вещи с поистине грандиозным прошлым.
Всего за десять долларов ему достался именной саксофон одного из музыкантов группы Фрэнка Синатры. Это вам далеко не шутки. С тех пор Мэтью полировал саксофон ровно три раза в неделю, переживая за его исправность, ведь это был и его талисман, и единственный инструмент для заработка хоть каких-то денег.
Как ни странно, спустя две минуты после открытия заведения дверь отпирать никто и не думал. Мистеру Лидсу это не понравилось – на счету была каждая упущенная минута.
Он несколько раз со всей силы постучал в дверь и дёрнул за ручку.
Через мгновенье дверь отворилась, и в проходе показался колоссальных размеров африканец. Он молча смотрел на Лидса. Видимо, хотел что-то сказать.
– Зачем стучать?! Видеть – дверь закрыт! – прогремел баритон огромного сотрудника «Розы».
Мэтью было растерялся, но сумел собраться с мыслями и выпалил:
– Так ведь у вас написано, что вы открыты с девяти часов вечера, – и указал на табличку рядом со входом.
Саксофонист сделал шаг назад. И правда. Никто не мог знать, чего ожидать от настолько неприветливого африканца.
– А сейчас сколько? – почесав голову, спросил тот.
– Уже полдесятого вечера! Это возмутительно! – произнёс Мэтт, подключив всё своё актёрское мастерство и показывая издалека на циферблат наручных часов – так, чтобы стрелок не было видно.
У него получилось. Извинившись за «неудобность», местный охранник отошёл в сторону и впустил мистера Лидса.
Мужчина не спеша зашёл внутрь. Людей ещё не было, поэтому он мог внимательно осмотреться. Окинув взглядом зал и маленькие подмостки, с которых обычно звучала музыка, он лишний раз убедился в том, что это место облюбовали люди с совершенно разных уголков земного шара.
Кое-где на стенах висели небольшие расписные ковры. Вероятно, откуда-нибудь из Ирана или вроде того. Совсем рядом висели маски, точь-в-точь такие же, какие Мэтт видел в лавках приезжих африканцев.
Над барной стойкой красовалось несколько флагов. Индийский, британский. Здесь же был и флаг Мексики. Но что более странно – рядом висела нацистская свастика.
«Отголосок войны, не иначе», – с пренебрежением подумал он.
Впрочем, куда ни глянь, везде были отголоски чего-нибудь. Чьей-то молодости – в виде разукрашенного бра, чьих-то исторических завоеваний – в виде бюста Наполеона рядом с пивными краниками, словом – калейдоскоп.
