Пользуясь нечаянной паузой, я попыталась успокоить нервы и уговорить себя не делать глупости. Со мной редко, но случались приступы агрессии. Сама по себе я человек тихий, мирный, терпеливый. Можно сказать, как Женя Лукашин, на котором ездят все, кому не лень. Хотя бы та же Милка – в прямом смысле же ездит. Но иногда чаша терпения переполнялась, и тогда я с трудом себя контролировала. Нет, я не била посуду, не орала, не обвиняла мир в глобальной несправедливости. Просто начинала говорить людям то, что думала. Без купюр. Без прикрас. Без лишней скромности. Просто рубила правду матку, иногда сдабривая ее доброй долей ядовитого сарказма. И то, как я накрутила себя после разговора с Владом и звонка Милы, было очень похоже на прорвавшийся нарыв.
Умом я еще понимала, что не стоит грубить начальству, и он в принципе ничего криминального себе не позволял, но процесс был запущен. Отменить бурление экскрементов в собственном организме я не могла. Старалась хотя бы сдерживаться.
- Все равно я не понимаю, почему мы должны идти им на уступки. Подрядчики в очередь стоят за этими работами, - заговорил, наконец, Ерохин распространенными предложениями, - Нет. Всегда так делаем и они думали – это не аргумент. Пусть заканчивают работы на авансовую стоимость и убираются с объекта.
Он отбил звонок без лишних церемоний, положил трубку, взглянул на меня. Снова доброжелательная улыбка изогнула его рот.
- Добрый день, Лен. Смотрите, я делаю успехи – сегодня вовремя затормозил и вы даже не уронили папки, - пошутил он.
Мне тут же захотелось сказать, что с тормозом у него как раз все в порядке, а вот глаза нужно пришить на место. Хорошо, что такая объемная скабрезность не сразу слетела с языка, а потребовала секунду на удачную формулировку, и Ерохин успел продолжить говорить, не дав мне вставить слово.
- Давайте документы, посмотрим, что у вас.
Я подошла ближе к столу, сложила перед начальником стопочкой все, что сшила за утро. Он открыл папку и начал читать. У меня аж сердце екнуло.
- Присядьте, Лен, - Даниил Ильич указал взглядом на кресло у стола.
- Знаете, мне ведь только подпись ваша нужна, - проговорила я, не спеша воспользоваться предложением.
- Знаю-знаю, Катерина Пална мне так и сказала.
Я бы умилилась, как простецки он сократил отчество своего секретаря, которое являлось ее корпоративной кличкой, но меня волновали документы.
- Вы не собираетесь подписывать? – изумилась я.
Ерохин поднял взгляд от документов.
- Вы же не думаете, что я буду подписывать, не изучив материалы? – спросил так, словно я дура набитая.
Хотя примерно так я себя и вела.
- Но там же три тома, - нашла я аргумент.
- Потому я и предлагаю присесть, - снова растолковал мне недалекой Даниил Ильич, - Можете сделать себе кофе. В приемной кофеварка.
- Нет, спасибо.
Еще кофе мне не хватало. И так трясет от злости, беспомощности и собственной глупости. Приняв все эти грехи со смирением, я опустилась в кресло. За то время, пока Ерохин шелестел бумагами я успела рассмотреть офис, как следует изучить стол начальника, понять, что мне пора записаться на маникюр, и почти успокоиться. Смиренное ожидание даже нагнало сон, и я начал клевать носом. Из коматозного состояния вывел скрип ручки о бумагу. Босс подписывал.
Он даже сам встал из-за стола, обошел его и вручил мне папки. Две. Третью продолжал держать в руках. Я потянулась за ней, взялась за край, чтобы забрать, но Ерохин не отпускал. Подняв глаза, я снова встретила хулиганский взгляд с прищуром и улыбочку. Он в точности копировал вчерашнее недоразумение с журналом.
