Приостановил словесный поток ненадолго и снова завёлся:
– Ты вот тоже с грамотёшкой дружишь, мог бы пристроиться, ан – нет. Карактер у тебя не тот, – поводил перед носом Никиты Лукича бумажкой. – Ну, чего ты с Семёном Кузьмичом споришь, прямо, как клещ, цепляешься. Ты кто перед ним, перед властью? Как теперь к нему подойдёшь?
– А кто велел коня моего…? – проигнорировал Никита всё сказанное, кроме первой фразы болтуна, вырывая расписку.
– Сам и велел, – быстро сообразил конюх, чем заинтересовался мужик, – Сбрую сгоношу поновее к твоему хомуту, – заспешил языком, чтобы обрадовать и успокоить бывшего хозяина, но не сработало.
– Вот тебе и колхо-оз! – неодобрительно пророкотал Никита Лукич.
– А чё тебе не ндравится?
– Бестолковщина не ндравится. Лучшее – под начальство, худшее – для тяжёлой работы. Этак мужички быстро надорвутся, и хорошее кончится, – громкоголосый ответ Никиты слышат и снаружи. Наверху перестают стучать молотками.
– Ты, Никита Лукич, языком трепли да не шибко, – не спускает начальник.
– Это ты треплешь, а я по делу говорю.
– Деловущий! Иди, куда положено! К сенокосу пора готовиться. Топай на бригаду. Своё делай, а сюда нос не суй.
– Как это не суй? – взыграло у Лукича ретивое. – Мало я в колхоз отдал? Хочу, чтобы с моим, как положено, обращались.
– Было – твоё, таперя – обчественное! – предъявил с превосходством подкованный конюх. – Эх, ты-и!
– «Обчественное», – передразнил Никита – Чем гордишься? Был, как все, а теперь больши-и-м стал? Радуешься, чужое добро перебирая? Крохобор! – шагнул и зажатым в кулаке бичом, который так и не выпустил из рук, наказав сынков, стукнул об стол. Насквозь видел новоиспечённого начальника. Конюх побледнел.
– Смотри ты у меня. А то мужички спесь собьют, на должность не посмотрят. Бога не боишься, совесть потерял. Греби под себя, да не шибко! – предупредил хапугу.
Тот вскочил, упёрся трясущимися руками в крепкую грудь нависшего над ним мужика, к которому и сам притягивался, как бабочка к свету:
– Ты чего, Никита, ты чего? А ну, давай, успокойся! Скажи, чего те надо от колхоза? А я при чём?
– Тьфу, на тебя, с…а! Нет у меня для тебя другого слова.
Повернулся круто и ушёл.
А конюх, уняв дрожь, пнул хомут, только что сданный Калачёвым, и выругался. Утерев со лба пробивший пот, запер коптёрку и рванул к председателю.
глава 11. Хорошо, когда есть родня
Между тем ребятишки заняли своё место в круговерте дня, получая положенные впечатления из окружающего мира, наполняясь нехитрым деревенским опытом, развиваясь доступными способами.
Ванятка уверен, что лучше Коляна брата быть не может. Он как будто и не слышал, когда тот ворчал на него или гнал от себя – всё это перекрывалось их тесной общей жизнью, которая состояла из разговоров, игр, посильных трудов, ребячьих приключений. Как безудержно он обрадовался, увидев подошедшего к лестнице братишку, какой лучезарной улыбкой осветилось его личико.
– Колян, я жду, жду тебя.
– Телка видишь? Чё он там, не оторвался? – деловито спрашивает, отодвинув все переживания брат, и лезет на нагретую солнцем крышу.
– Пасё-отся. Уши вижу. Близко к полыни подошёл. Нажрётся – молоко будет горькое.
– Не будет!
– А когда у Красавы горчит, мамка говорит: «полыни хватанула».
– До Красавы этому далеко. Хотя… Мы все на него «телок» да «он». И ты всё перепутал. Если это бычок, то какое от него молоко? Вообще-то, – это тёлочка, девочка, понял?
