Обыкновенные акции и необыкновенные прибыли. Фундаментальные принципы долгосрочного инвестирования - страница 12

В начале 1970-х гг. мы вместе приехали в Монтерей на одно из показушных мероприятий, организованное Американской ассоциацией электроники для инвесторов в технологические компании. Тогда оно называлось «Монтерейская конференция». Здесь отец проявил еще одно качество, которое я никогда не забуду.

За ужином на конференции объявили соревнование. Все места за столом отметили карточками, и каждый гость мог написать на своей карточке, как, по его мнению, поведет себя индекс Доу Джонса на следующий день, что, конечно, занятие глупое. Карточки собрали. Тому, кто наиболее точно угадает изменение показателя, пообещали приз – маленький цветной телевизор (популярная тогда новинка). Победителя должны были объявить за обедом на следующий день, сразу после закрытия рынка в час дня (по тихоокеанскому времени). Как оказалось, большинство сделало так же, как и я: написали небольшое число, например плюс или минус 5,57 пункта. Я так поступил, предполагая, что вряд ли рынок выкинет что-то из ряда вон выходящее, потому что чаще всего ничего такого не происходит.

В те времена Доу держался на уровне примерно 900, так что 5 пунктов было и не слишком много, и не слишком мало. В тот вечер, вернувшись в номер, я спросил у отца, что написал он, и он ответил: «Плюс 30 пунктов», что составило бы больше трех процентов. Я спросил почему. Он сказал, что понятия не имеет, что произойдет на рынке. Если бы вы были с ним знакомы, то знали бы, что он никогда не имел никакого представления, что произойдет на рынке в тот или иной день. Но тут он объяснил: если бы написал небольшое число, как я, и выиграл, люди бы подумали, что ему просто повезло; если бы выиграл, указав 5,57, то есть обскакал бы того, кто указал 5,5, и того, кто указал 6,0, все восприняли бы это как исключительное везение. Но если он победит, указав «плюс 30 пунктов», люди подумают, что он знал наверняка и это не просто удача. Если же он проиграет, что вероятно и ожидаемо, то никто не узнает, что за число он написал, и это ничего ему не стоит. На следующий день Доу подскочил на 26 пунктов.

Когда за обедом объявили Фила Фишера победителем и сказали, какое большое число он указал, из толпы в несколько сотен человек то тут, то там разносились возгласы «Огоооо» и «Оооох». Конечно, были и новости, которые могли объяснить такое движение рынка; и до окончания конференции отец с готовностью объяснял логику, с помощью которой он предвидел все эти новости (которая была абсолютной выдумкой) и почему рынок повел себя именно так (опять-таки абсолютная выдумка и ложная реклама). Но я слушал внимательно, и все, кому он все это говорил, купились на его россказни. Хотя он всегда был социально неловок, в тот день я узнал, что у моего отца гораздо больший талант, чем я представлял.

Кстати, ему вообще не нужен был телевизор, потому что он не желал никаких перемен в своей жизни. Так что телевизор он отдал мне, я забрал его домой и отдал матери, а она смотрела его очень долгое время.

Что еще любил мой отец? Три «П»: прогулки, переживания и свою профессию. Все это он обожал. Я никогда не видел, чтобы он отдыхал так, как это делает большинство людей. Думаю, потому что он так любил переживать. Под его внешней оболочкой скрывалась бесконечная волнообразная нервная энергия, которую он любил выплескивать в переживания. Он мог переживать о чем угодно. В некотором смысле это помогало ему чувствовать себя в безопасности. Он будто считал: если достаточно переживать, то можно учесть все риски и ничего плохого не случится. Он волновался об одном и том же снова и снова.