Очерки по русской семантике - страница 26



(см. о ней в работе [Толстой 1995: 341–346]) от на-вид-е-ть ‘смотреть поверх' 'не видеть’ → ‘презирать’. Ср. разг. в упор не видеть ‘смотреть и не видеть = презирать’. Ср. еще: «…мало-помалу он <Гоголь> начинает выделять самого себя и мысль свою из современного развития, из насущных требований общества, из жизни. Он усиливается смотреть поверх голов, занятых обыденным делом времени» (П. В. Анненков).

Веским аргументом в пользу этого предположения может служить обычное в литературном языке пушкинской эпохи, но не замеченное нашими словарями (их нет ни в БАС, ни в «Словаре языка Пушкина»!) употребление ненавидеть в значении ‘презирать’: «Императрица <… > изволила спросить обер-шталмейстера Нарышкина: “Отчего такой-то не любит живописи и ненавидит стихотворство до такой степени, что, по словам княгини Дашковой, он всех ни к чему годных людей своих называет живописцами и стихотворцами?”» (С. П. Жихарев. Дневник чиновника, 22 февраля 1807); «Надежду потеряв, забыв измены сладость, / Пылает близ нее задумчивая младость; / Любимцы счастия, наперсники судьбы / Смиренно ей несут влюбленные мольбы; / Но дева гордая их чувства ненавидит / И, очи опустив, не внемлет и не видит.…» (А. С. Пушкин. Дева, 1821); «Но жалок тот, кто всё предвидит, / Чья не кружится голова, / Кто все движенья, все слова /В их переводе ненавидит; / Чье сердце опыт остудил / И забываться запретил» (А. С. Пушкин. Евгений Онегин, 4, LI, 9 – 14); «Шум, хохот, беготня, поклоны, / Галоп, мазурка, вальс… Меж тем / Между двух теток, у колонны, / Не замечаема никем, / Татьяна смотрит и не видит; / Волненье света ненавидит; / Ей душно здесь…» (А. С. Пушкин. Евгений Онегин, 7, LIII, 1–7); «…вместо глупой, бестолковой работы, которой ничтожность я всегда ненавидел, занятия мои теперь составляют неизъяснимые для души удовольствия…» (Н. В. Гоголь – матери, 16 апреля 1831).

Ср. также возненавидеть – ‘презреть’: «Когда порой воспоминанье / Грызет мне сердце в тишине / И отдаленное страданье / Как тень опять бежит ко мне; / Когда, людей повсюду видя, / В пустыню скрыться я хочу, / Их слабый (славы?) глас возненавидя, / Тогда забывшись я лечу / Не в светлый край, где небо блещет / Неизъяснимой синевой…» (А. С. Пушкин. «Когда порой воспоминанье…», 1830); «И так я слишком долго видел / В тебе надежду юных дней / И целый мир возненавидел, / Чтобы тебя любить сильней…» (М. Ю. Лермонтов. К ***, 1832).

Однако для пренебрегаемых и презираемых по малости и ничтожности объектов т-уровня, которые можно не заметить и обойти, которые можно исключить из сознания, к которым можно повернуться спиной, ненависть – слишком сильное чувство. Более того, как и любовь, ненависть предполагает прямой, лицом к лицу, постоянный мысленный контакт субъекта ненависти с его объектом и такую концентрацию сознания на этом объекте, что от него – вопреки пониманию необходимости этого! – оказывается невозможным «отвернуться». И именно в этом состоит парадоксальная сущность отвращения! Тем самым естественно и неизбежно объект ненависти должен переместиться на противостоящий Т-уровень. И вот объяснение семантической эволюции всех слов этой группы: они полностью утратили значения ‘пренебрежения’ и ‘презрения’, память о которых сохраняется только в нередком – представляющемся вполне естественным для нашего сознания – соединении ненависти и презрения. Но не пренебрежения!