– Картина все время была у него? – повторила Саша, не веря своим ушам.
Прус внимательно вгляделась в Залусскую и злорадно усмехнулась.
– В течение трех лет. Он постоянно ее подправлял. Я вижу очень сильное сходство с вами одного из персонажей. Можно сказать, заглавного.
– Что именно изображено на картине? – Саша громко сглотнула. – Кроме меня.
Доктор постучала рукой по папке с документами.
– У нас есть фотокопия, но я, разумеется, не могу вам ее предоставить, – предупредила она, все еще держа руку на папке. – Закон об охране личных данных. Необходима доверенность.
– От кого?
– Прокуратуры, министра юстиции. Может быть, этого было бы достаточно. Без согласия пациента я не показала бы это даже родственникам. Но, конечно, окончательное решение принимает директор. – Прус откашлялась и поправила платье. – Он может выдать разрешение.
– Директор согласится. – Саша протянула руку к документам, но докторша быстро отодвинула их. – Смелее. Достаточно одного звонка. Министром я займусь через неделю.
Улыбка сию секунду исчезла с лица пани Прус. На щеках проступили мелкие красные пятна, и какое-то время она выглядела старше сорока лет. Психиатр быстро сунула папку в ящик стола. Видимо, местная красавица не понимает шуток, подумала довольная Залусская.
– Куда его перевели? – спросила она, не надеясь услышать ответ и обдумывая следующий ход. На этот раз ей придется попросить помощи у Духа. В Польше на данный момент действуют сто тридцать две частные психиатрические клиники. Практически все с поэтическими названиями. Ни одна из них не предоставляет информацию о своих пациентах. Проще найти иголку в стоге сена.
– Он признан здоровым и выписан из клиники.
– Вышел? На свободу?
Врач покачала головой. Первая скрипка была ее любимой партией, поэтому она триумфально добавила:
– Его не держали под замком. Пациент находился здесь добровольно. Ежемесячная плата поступала регулярно, он прошел все тесты. Его обследовали три комиссии, и их решение однозначно: болезнь отступила.
Теперь уже врачиха упивалась своей безграничной властью. Еще немного, Саша была уверена, и докторша раздавит ее как таракана. На помощь с ее стороны рассчитывать не приходилось, зато на препоны – вполне. Даже если она знает, где сейчас находится Поляк – ни за что не скажет. Профайлеру сейчас следовало встать и уйти, но ей слишком хотелось противоборства. Эта мимоза вызывала в ней бойцовый дух. Амбиция всегда была ахиллесовой пятой Саши.
– Значит, вам неизвестно, где он находится?
– Пациент признан дееспособным. Мы не имеем права следить за ним. Он совершенно свободный человек.
– Это убийца! – Залусская повысила голос. Говорила путано, несвязно. – Я принимала участие в расследовании. Мы чуть не прижали его. Я одна из потенциальных жертв. Боюсь, что… Понимаете, мне необходимо знать, где он! – Ее голос вдруг дрогнул.
– Это наш пациент. Не заключенный. – Врачиха направила на Сашу стальной взгляд. – Что, на самом деле, вы хотите узнать?
– Мне надо с ним поговорить.
– Это ведь вы – Милена, правда?
– Что, простите?
– Его любовница. Это из-за вас он заболел.
Саша не ответила, чувствуя, что заливается румянцем. Это ее разозлило.
– Он был моим пациентом, – продолжала тем временем психиатр. – Я знаю все о вас обоих.
– О нас? – фыркнула Саша. – Не было никаких нас. Он похитил меня и удерживал силой.
– Не кричите, пожалуйста, – успокоила ее Прус жестом милостивой государыни. Залусская тут же пожалела о своих словах. Ей уже не хотелось никакого противоборства. Мало того что она приехала зря, так ее еще и унизили. К тому же теперь она знала меньше, чем до поездки. Отвратительно сдержанная и вежливая Прус тем временем продолжала: – Я была его лечащим врачом в течение нескольких лет. Можно сказать, с того самого момента, как он оказался у нас. И уверяю вас, что ничего, кроме глубокой депрессии и посттравматического стрессового расстройства у него не диагностировано.
