– Здесь власть по-прежнему принадлежит советам, – повторял он, как мантру. – Хайнувка была и будет красной. Ничего не изменилось с тридцатых годов прошлого века. Это бывший рабочий поселок, территория потомков пролетариата. Несмотря на то что в стране у нас демократия, здесь все осталось как при коммунизме, потому что у руля были и есть гэбэшники и новые коммунисты, пусть они и выставляются под совсем другими знаменами. Что они, собственно, и делают.
Он подсовывал дочери различные публикации на тему, статьи из независимой прессы, высылал линки на электронную почту. Но ни разу так и не решился озвучить свое мнение на публике. Дочь соглашалась с отцом, но считала его трусом. Они отчаянно ссорились, когда Ася обвиняла его в конформизме. Отец так никогда и не объяснил своего поведения. Иногда лишь бессильно разводил руками, говоря, что у него, не в пример ей, уже нет никакого выбора. Он живет здесь с детства. Благодаря этой системе он сбежал из деревни, окончил вуз. Не уехал, когда для этого был подходящий момент. А теперь ему только и остается, что заботиться о семье, обеспечить ей, дочери, хороший старт во взрослую жизнь. Чтобы она как можно быстрей покинула этот город и не была вынуждена жить в обмане, как они с матерью.
– Ты поймешь это, когда вырастешь, – заканчивал он разговор.
– Я уже почти совершеннолетняя, – огрызалась Ася.
Отец лишь смеялся:
– С волками жить – по-волчьи выть.
А мать добавляла, что ласковое теля двух маток сосет.
– Или умирает с голоду, – парировала разозлившаяся Ася и закрывалась в своей комнате, чтобы почитать о настоящих героях. Людях, которые не притворялись даже во время войны, когда риск был несоизмеримо больше. Тогда они рисковали не потерей работы, знакомств, симпатии общественности, а собственной жизнью.
Ей импонировали их поступки. Она тоже хотела жить как они. Бескомпромиссно и смело делать выбор. Говорить то, что на самом деле думает, и упорно бороться за свои идеалы. Бурого, Инку, Лупашку, Железного и Акулу – «проклятых» или «отверженных» солдат, участников антикоммунистических подпольных организаций послевоенного времени – она носила в сердце, как семью, и поэтому именно их портреты нарисовала только что на фасаде башни. После того как с лесов будет снята защитная пленка, огромное граффити, представляющее «проклятых солдат», будет видно уже с перекрестка перед костелом.
Это была ее дань героям и одновременно собственный каминг-аут. Асе уже осточертело быть хорошей девочкой. Она признавала, что отец прав, и именно поэтому решила, что раз уж открытая борьба неэффективна, следует спуститься в андеграунд и сломать систему изнутри. Провокацию она придумала несколько дней назад, когда Братство православной молодежи пригласило учащихся местных школ на показ фильмов Ежи Калины. В рамках показа должна была состояться дискуссия на тему: «Бурый – не наш герой». Для местных белорусов Ромуальд Райе был лишь жестоким убийцей. Военным преступником, психопатом, которому доставляло удовольствие издеваться над неполяками. Факт, что его посмертно реабилитировали и наградили, а его деятельность изучали в школе местные дети, вызывал в Хайнувке немалое возмущение.
Ася была уверена, что в случае чего польские националисты поддержат ее. Конечно, она боялась. Надеялась, что ей удастся как можно дольше сохранять в тайне авторство граффити, а может быть, полиция никогда и не догадается, кто является его создателем, но на самом деле, в глубине души, она не могла дождаться, чтобы знакомые из Исторического общества Дануты Седикувны узнали правду. Считала, что делает все правильно, даже если это закончится отчислением из школы или приговором суда. Если тайное станет явным, она возьмет всю вину на себя, потому что ее главный кумир – Инка – именно так бы и сделала.
