Продавать последний кусок земли было слишком поздно. Более дальновидный хозяин посадил бы здесь деревья и ждал, пока они вырастут, чтобы потом продать их паркетной фабрике или хотя бы на дрова. В те времена лишь немногие имели центральное отопление. Соседи, может, и хотели бы присоединить этот участок к своим полям, но были бедны как церковные крысы. Они слишком мало предлагали за последнее, кровное. А позже, когда Евросоюз стал помогать фермерам деньгами, они потратили их не на землю, а на новые авто, плоские телевизоры и современные комбайны. Квак даже не стал участвовать в проекте «Молодой фермер» несмотря на то, что его шансы на получение безвозмездной материальной помощи были очень высоки. Проходных баллов набралось бы даже больше, чем нужно. Можно было бы купить еще земли и жить, как Бог велел. Но нет, он не хотел. Из принципа. Юрка жил в городе, в съемной комнате. Матери стыдился. Когда она спросила его, прошел ли он в проект, он буркнул в ответ, что неправильно заполнил бланк. Потом продать этот участок становилось все менее реально. Все местные знали, что это пяшчыны — песчаная земля самого низкого класса, годится только для выращивания картошки. Земля Залусских в течение многих лет была заброшена, дом почти развалился. И ничто не предвещало перемен к лучшему.
Квак галантно подал Ивоне руку. Она грациозно сошла с мотоцикла. Во время езды ей пришлось задрать полосатую юбку до середины бедер. Сейчас она поправила ее, с удовольствием ловя его жадный взгляд. Они не виделись с зимы, когда она навестила его в СИЗО.
– Ты уже загорала? – спросил он, притворяясь равнодушным, и заметил, что она все еще носит его обручальное кольцо, но никак это не прокомментировал.
– Немного, за домом, – ответила Ивона. – Давай спрячемся, пока никто нас не увидел и не донес братьям. Зря ты приехал, – пожурила она Юрку.
Квак втолкнул мотоцикл внутрь сараюшки, а Ивона тем временем скрылась у самой дальней стены, ожидая, что сейчас он, изголодавшийся, бросится на нее, пользуясь моментом. Но он даже не попытался обнять ее, что немного обеспокоило Ивону.
– В чем дело? – Она склонила голову. – Ты злишься?
– Я передумал, – повторил он упрямо, но все-таки подошел ближе и, взяв ее за подбородок, поднял голову. Этот жест был не нежностью, а, скорее, демонстрацией власти. Она поддалась. Согласие было воспринято как разрешение на продолжение. Теперь он очень ласково погладил ее по щеке. Она прильнула к его ладони, потом сжала ее в своей руке. Наклонившись, он поцеловал ее в макушку. В этом была настоящая нежность. Взглянув на него, она увидела в его глазах страсть. Несмотря на это, он твердо заявил:
– Я не согласен с теми условиями. Я не буду тебя ждать.
Ивона встрепенулась.
– Мы же договорились.
– Ты сама все решила, – парировал он. – Это был твой план.
– Ты согласился.
Ивона подошла к единственному окну со стеклом, засиженным насекомыми. Мертвые мухи громоздились на импровизированном подоконнике, образуя хитиновую подушку. Ей хотелось открыть окно, впустить хоть чуть-чуть свежего воздуха, потому что внутри было очень душно. Но придется потерпеть, чтобы ни у кого из посторонних не возникло подозрений, что в сарае кто-то есть.
Ивона быстро пошла вглубь, в помещение для сельхозтехники. Открыла дверцы загона, в котором когда-то содержался скот. Окон не было. Вокруг царил мрак, хоть глаз выколи. Однако она быстро привыкла к темноте. У стены она заметила контуры деревянных емкостей, наполненных черной жижей. Видимо, это были старые корыта для кормления свиней. Лучше не знать, что за субстанция находится в них сейчас.
