— Дамир Ренатович, я могу говорить прямо? — наконец-то Пётр взял эту гребаную чашку, закурил только тогда, когда я поставила между ними пепельницу.
— Мы можем пройти в кабинет, — папа дернулся, стиснул челюсть.
— У меня буквально пять минут, — Пётр задрал манжету, посмотрел на золотые часы и продолжил. Всё его поведение было пугающим… Это словно мы пришли в гости к нему домой, мы должны следовать его правилам. — Я знаю, что положение у вас, мягко говоря, плачевное. Долги, расписки, займы и залог всего имущества. Иными словами, вы – банкрот.
— Девочки, идите к себе, — рыкнул отец.
— Я бы хотел взять в жены вашу дочь, естественно, вместе со всеми вашими проблемами и долгами. Сутки… Мне нужны всего сутки, чтобы закрыть вопрос вашего завода, — Ястреб порывисто встал, допил кофе, затушил сигарету. Лупил словами нарочно, чтобы мы с Ларой лично услышали обо всём. Сквозь сизое облако его приторно-сладкого дыма поймала быстрый взгляд.
— Девочки! — отец повысил голос, напоминая о своей просьбе.
Мы вскочили и буквально побежали в сторону лестницы. Я молилась, чтобы просто спрятаться, а вот Ларка дрожала, как ненормальная, путаясь острыми носами туфель в подоле длинного платья.
В голове билась услышанная информация. Что? Отец банкрот? Не то чтобы я зависела от брендов и прочей ерунды. Но уклад жизни… Нас так долго дрессировали, так долго учили соответствовать обществу, что теперь, когда все оказалось мыльным пузырём, стало страшно. Как же мой универ? Я только на третьем курсе! А жить где? Снова вернёмся в нашу квартиру? Тогда хорошо… До учёбы можно и пешком дойти.
— Я возьму в жены Арину, — Ястреб нарочно громко произнес свои убийственные слова почти одновременно с боем курантов. Часы будто специально пытались заглушить его голос, но ничего не вышло.
Мы обе замерли на первой ступени. Как по сигналу обернулись друг к другу. И я так отчетливо увидела ненависть в глазах своей сестры. Она кусала губы, подёргивала ноздрями и тихо скулила от обиды.
— Арина младшая, ей только двадцать два! О каком замужестве может идти речь? Она, кроме отчего дома и учебников, ничего и не видела!
— Дамир Ринатович, — рассмеялся Пётр, шагая в нашу сторону. Был слышен шорох его пальто, поднятого с кресла. — Мы не в бутике. Торг не уместен, выбор я уже сделал. И, кажется, двадцать два – самый оптимальный возраст, чтобы выбрать вектор, по которому будет развиваться жизнь вашей дочери. Ну и, собственно, ваши жизни тоже.
— Она ещё учится! — не унимался отец.
— Либо так, либо никак иначе.
— Но Лара… — я обернулась, смело смотря в лицо своему зверю, что, оказывается, пришел по мою душу. Все картинки вчерашнего дня забегали перед глазами. И его взгляд, пронизывающий меня сквозь снующую толпу, и то навязчивое чувство слежки, что не покидало весь вечер, и то нелепое приглашение на танец. — Я не выйду за вас. Мы незнакомы, вы совершенно чужой для меня человек! Вы что такое говорите?
— Арина, — он вдруг сделал шаг навстречу. Казалось, реальность стерлась, растворилась. Нас было только двое. Не слышала ни скулежа сестры, глотающей слёзы, ни пыхтения отца. Видела только его оскал. Угрожающий, опасный. — Я всегда получаю то, чего хочу. Всегда!
— Нет! — заорала я во все горло, надеясь, что он решит, что я чокнутая, но тот даже глазом не моргнул. Только оскал свой пропустил, отчего дышать стало нечем.
