Одержимые войной. Доля - страница 13

Встреча состоялась. Только занятий не было. В прихожей Исаак Аронович, галантно принимая машин плащ, так элегантно наклонился к её плечу, расточая комплименты её духам, что ощутившая его дыхание на своей шее девушка едва не лишилась чувств. Ноги её подкосились, и она повисла в крепких объятиях 43-летнего красавца-холостяка.

– Милая моя, – запел голос Зильберта, – Если ты ещё так слаба, может, не стоило приходить. Сказала бы, мы бы перенесли занятия.

А сам, держа одной рукой плащ гостьи, другой нежно-нежно гладил девушку по спине, и каждое движение его руки отдавалось во всём её теле таким горячим трепетом, что сердце замирало, а умненькая головка напрочь отказывалась производить хоть какие-нибудь мысли, кроме одной.

Английского языка в тот вечер не было. Но был самый восхитительный секс, какой только можно себе представить. Опытный мужчина властно и, вместе с тем, тактично вёл девушку по лабиринтам чувственных утех, как настоящий учитель ученицу. Она, жадно овладевая полученными знаниями, охотно делилась ими, повторяя каждый выученный урок с максимальным блеском, как настоящая отличница, иногда фантазируя на предложенную тему, время от времени заслуживая похвалу учителя. Оба были неутомимы, и прошло много больше времени, чем положено для занятий, прежде чем на опьянённых радостью плотской утехи накатила первая волна усталости. Ночь уже смотрела в окна, и мужчина спросил:

– Машенька, твои родители не будут волноваться? Может, следует им позвонить?

– Всё в порядке, Исаак, – ответила девушка, впервые назвав по имени без отчества своего учителя, столько лет знакомого и, как выяснилось, совершенно неведомого ей прежде. – Они на даче.

– На даче? – удивился Зильберт. – В такую пору? Я понимаю, ездить на дачу летом. Я понимаю, ездить туда зимой, когда снег и Новый Год. Но сейчас, в слякоть… Это странно.

– У нас хорошая дача. Там в любое время года хорошо. Каждую пятницу они уезжают. А в воскресенье вечером возвращаются. Я уже привыкла.

– А ты не любишь бывать с ними на даче? – продолжал любопытствовать учитель, нежно водя пальцем по Машиному животу.

– Не надо, Исаак. Щекотно, – засмеялась Маша и на мгновение стихла, прислушиваясь к тому, как звучит в её устах «Исаак». Снова засмеялась и, перевернувшись на живот, уткнулась в его широкую волосатую грудь. Ей было хорошо. – Ты спрашиваешь, почему не езжу с ними. Отвечу. Раньше, когда маленькая была, ездила. Потом надоело. У них свои интересы, у меня свои. Они же…

Замолчала. Зильберт выждал паузу, мягко приподнял девушку за голову и, вглядываясь в её глаза своими огромными чёрными миндалевидными глазами, проговорил:

– Ну, договаривай. Ты хотела сказать, они старые? Так?

Маша в ответ размашисто кивнула, зажмурившись, и прядь её светлых шелковистых волос полоснула Зильберта по лицу. Он ещё дальше от себя отвёл её голову и переспросил:

– А я? Между мною и ими, наверное, небольшая разница.

– А ты… – Маша запнулась. – Ой, простите, вы… – но это обращение выглядело в данной ситуации ещё более нелепым, и совсем потерявшись, девушка замяла фразу:

– В общем, я не знаю.

– Тебе было хорошо?

Она радостно закивала.

– Ты ни о чём не жалеешь?

– Ни о чём! – с расстановкой ответила Маша.

– Заниматься со мной ещё будешь?

– Смотря чем, – игриво заметила ученица, высвобождая свою голову из рук учителя и намереваясь прильнуть к нему поцелуем. Но он отстранился и неожиданно жёстко произнёс: